Портреты у меня в руках… Какая-то щемящая тоска заползает в душу. Я прихожу к себе в каюту, и как-то случайно мне бросается в глаза фотография «Рюрика» под брейд-вымпелом государя…
Как будто это было вчера… А что будет теперь?.. К чему мы идем, пока никто еще не в состоянии ответить, но чувствуется, что добра не будет.
Раз уж на стеньгах висят красные флаги, то, может быть, придется пережить флоту и такой момент, когда какой-нибудь самозваный правитель из разряда фаворитов революции произведет ему смотр… под своим флагом!.. Не дай Бог дожить и услышать об этом!..
Пусть же эти портреты хранятся как зеница ока! Быть может, уж не на этом «Новике», а на другом, но верится, что они опять в кают-компании займут свое место…
Прошло несколько дней. В Гельсингфорсе и на флоте все находились еще под впечатлением страшной, кровавой ночи с 3-го на 4 марта. Каждый момент можно было ожидать повторения вспышек, новых насилий, новых убийств. Однако притупившиеся нервы отказывались уже реагировать на что-либо.
Постепенно стали выясняться подробности того, что происходило на кораблях в ту ночь. Если, в общем, слухи, циркулировавшие тогда в городе, были преувеличены, то в отношении некоторых кораблей они были очень близки к истине.
Гельсингфорсский рейд спит под покровом тяжелого льда. Сверху глядит ясное звездное небо. Блестит снег. На белом фоне неясно вырисовываются темные контуры линейных кораблей и крейсеров. Тут сосредоточены главные силы, главный оплот России на Балтийском море. Мористее других кораблей выделяется бригада дредноутов; здесь же виднеются «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Слава», «Громобой», «Россия», «Диана». Спокойные дымки, поднимающиеся лентой к небу, говорят о том, что на них кипит неугомонная жизнь. Кругом – тихо. Ничто не указывает, что близится трагедия…
Вдруг, как будто по какому-то сигналу, здесь и там, на всех кораблях замелькали ровные, безжизненные огни красных клотиковых фонарей. Проектируясь на темноте ночи, они производили жуткое впечатление и вызывали предчувствие чего-то недоброго.
Это были буревестники революции, злодеяний и позора.
Сухой треск беспорядочных винтовочных выстрелов, прорвавшийся сквозь тишину ночи, служил разъяснением самовольных красных огней. Начинался бунт, полилась кровь офицеров…
Более остро, чем где-либо, он прошел на 2-й бригаде линейных кораблей.
Вот что происходило на «Андрее Первозванном», по рассказу его командира капитана 1-го ранга Г.О. Гадда. Вместе со своими офицерами он пережил эту ночь при самых ужасных обстоятельствах.
«1 марта, утром, корабль посетил командующий флотом адмирал Непенин и объявил перед фронтом команды об отречении государя императора и переходе власти в руки Временного правительства.
Через два дня был получен акт государя императора и объявлен команде. Все эти известия она приняла спокойно.
3 марта вернулся из Петрограда начальник нашей бригады контр-адмирал А.К. Небольсин[8] и в тот же вечер решил пойти на “Кречет”, в штаб флота.
Около 8 часов вечера этого дня, когда меня позвал к себе адмирал, вдруг пришел старший офицер и доложил, что в команде заметно сильное волнение. Я сейчас же приказал играть сбор, а сам поспешил сообщить о происшедшем адмиралу, но тот на это ответил: “Справляйтесь сами, а я пойду в штаб”, – и ушел.
Тогда я направился к командным помещениям. По дороге мне кто-то сказал, что убит вахтенный начальник, а далее сообщили, что убит адмирал. Потом я встретил нескольких кондукторов, бежавших мне навстречу и кричавших, что “команда разобрала винтовки и стреляет”.
Видя, что времени терять нельзя, я вбежал в кают-компанию и приказал офицерам взять револьверы и держаться всем вместе около меня.
Действительно, скоро началась стрельба, и я с офицерами, уже под выстрелами, прошел в кормовое помещение. По дороге я снял часового от денежного сундука, чтобы его не могли случайно убить, а одному из офицеров приказал по телефону передать о происходящем в штаб флота.
Команда, увидев, что офицеры вооружены револьверами, не решалась наступать по коридорам и начали стрелять через иллюминаторы в верхней палубе, что было удобно, так как наши помещения были освещены.
Тогда с одним из офицеров я бросился в каюту адмирала, чтобы выключить лампочки. Но в тот же момент через палубный иллюминатор была открыта сильная стрельба. Пули так и свистали над нашими головами и сыпался целый град осколков. Почти сейчас же нам пришлось выскочить обратно, и мы успели потушить только часть огней.
8