— В то что вижу перед собой — Антихриста.
— Что ты можешь знать об этом. Ничего. Я был там, почти две тысячи лет назад… Неважно.
— Ты искушаешь души человеческие, собирая урожай. Ты ведешь мир к концу…
— Смотрю, ты тронулся окончательно в этих стенах. Пока я был в Покровском на меня напала какая-то сумасшедшая из Царицыно. Хиония Гусева вроде. Впрочем не это важно. Тебе ведь знакомы подобные предметы? Еще помнишь своего кота?
Он протянул мне коробочку, в которой находился серебристый небольшой предмет. Я сразу узнал в нем схожесть с моим… Да, когда-то у меня был подобный предмет в форме кота. Мой дар. Он отнял и его.
— Это сверчок. Очень мощный предмет. Мне удалось узнать у этой женщины откуда он взялся у нее. Как она сказала, некий офицер в мундире передал ей шкатулку. Настоятельно требовал ее взять эту шкатулку себе. В ней-то и был этот маленький сверчок, который вел этого человека. Выполнив его просьбу, она забрала сверчка, а этот офицер тут же застрелился, прямо при ней.
— Не понимаю я, что…
— Сверчком не всякий может управлять. Только тот, у кого сильная воля может сдержать его и подчинить себе. Ему и будет принадлежать сверчок, и его будет слушаться, независимо от того, у кого он будет находиться. Если только другой человек с такой же силой воли не получит в свои руки сверчка. Тогда он будет нейтрализован. Как видишь сверчок у меня, но пользоваться я им не могу. Сил не хватает. С меня достаточно и одного предмета. Но главное, что сверчок сейчас не подчиняется никому другому. Эта Гусева, и тот офицер были лишь носителями сверчка, исполнителями его воли, или воли истинного владельца предмета, неважно. Они были слабы и погибли. Эта женщина еще жива, но тронулась умом окончательно. Ты, по сравнению с ней, еще ничего, вполне вменяем. Только достал уже со своим Дьяволом.
— Ты приходишь и говоришь. Ты всегда приходишь поговорить со мной, высказаться. Я все что у тебя есть?
— Верно. Единственный с кем я мог бы поговорить, это ты, выживший из ума варвар и дикарь. Ты страдаешь от одиночества в последнее время. Я уже давно один. Ты говоришь, что я забрал у тебя все, всю твою жизнь. Меня тоже лишили всего, что было мне дорого. Мы похожи. Вот только я смотрю дальше тебя. От меня зависит слишком много. В Покровском, до покушения, я много думал, что предпринять, на что решится. Сверчок дал ответ. Я словно пробудился от спячки сомнений. Медлить нельзя. Вот только сил тогда у меня практически не было. Иллюзии, как я вижу продолжали действовать. Сними я хамелеона, я давно бы уже вернулся. Но столько всего уже раскидано… Я не мог. Оставалось только ждать, когда силы восстановятся.
— И ты направился ко мне…
— Надо было ведь тебя навестить. Как ты тут. Остался бы так сидеть в метре от выхода, увидеть который тебе не суждено. Да и другие, если бы пришли сюда, увидели бы лишь стены, которых нет. Вот я и проведал тебя, поговорив хоть с кем-нибудь. Ты ведь, Григорий, единственный кто знает про меня. Про настоящего меня. И хамелеона. До этого я скрывался под различными личинами, не показывая истинного облика. Но устал от этих пряток. Я от всего уже устал. Да и хамелеон все же много сил из меня тянет. Надо решаться и действовать. Думаю, что вскоре покину твой облик, и ты сможешь вернуться. Делай что хочешь…
— Сколько?
— Торопишься, Григорий, торопишься. Год, может два. Ты ведь не знаешь что творится кругом. Война началась. Буквально на днях. Я опоздал, чтобы остановить все это. Домино было запущено практически одновременно с покушением на меня. Теперь придется пройти через мясорубку. Ты веришь в своего царя, Григорий?
— Нет во мне веры больше ни во что. Ни в царя, ни в Господа Бога. Что ты хочешь от сломленного человека услышать? Нет во мне веры, нет.
— Ни в ком из вас нет веры. Тем не менее, идете в церковь, будто там особое место. Там вас услышат что ли, в отличии от любого другого места, будь хоть бордель? Что ищете вы? Говоришь сломлен, не так ли? Так почему не обратишься в свою веру? Почему не ищешь спасения? Отдал себя на растерзания. Ты не веришь, что кто-то поможет. И правильно. Никто не придет. Человек может рассчитывать только на себя.
— Когда Дьявол прихватил тебя, лучше и не пытаться вырваться. Я уже это понял на своем опыте…