Однако, хотя крушение патриархального корабля, на котором мы все плывем, не перестанет быть катастрофой, нам стоит пройти через этот кризис с верой и пониманием, что предсмертные хрипы агонии нашей цивилизации представляют собой самую большую надежду на будущее возрождение.
В течение последних десяти лет своей жизни я стал активистом движения «Изменить образование, чтобы изменить мир» — таково заглавие одной из моих книг[2], и все эти годы меня удивлял контраст между моими правильными доводами и очень небольшими успехами в продвижений моего учения об осознании в образовательных институтах. И недавно я понял, что моя активность была направлена в неправильную сторону и что больше следует надеяться на помощь извне, чем изнутри системы, с их окаменелыми бюрократами и правительственными указаниями, которые до сегодняшнего дня всегда делают ставку на статус-кво. Я даже начал сомневаться в своих достижениях в работе, казавшейся успешной, которую я реализовывал много лет, изменяя жизни множества людей в разных странах, но которая, похоже, не сможет изменить наши отмирающие способы управления. Однако меня утешает тот факт, что моя помощь в психодуховном развитии людей будет наследством для участников марша спасения во время великой катастрофы и даст им возможность построить новый мир.
Напомню один момент из истории нашей цивилизации: мы находимся в том же состоянии, в котором человечество пребывало накануне мифического Всемирного потопа, посланного Богом на Землю якобы в наказание, чтобы уничтожить старый испорченный мир и дать начало новому. Только теперь мы смотрим на Бога не как на возмущенного Отца, гневающегося на своих детей, а как на космический организм, действующий по непреложным законам истины, более мудрым, чем те, по которым живут невежественное законодательство, грабительская экономика и несчастная культура (с её жизненными ценностями, которые меняются соответственно биржевым индексам, и контрценностями эгоцентричного и самовлюблённого патриархального Эго).
С тех пор, как около пяти тысяч лет назад шумеры изобрели письменность, в народе стали передаваться аллегорические истории о глубинной трансформации, через которую проходят некоторые человеческие существа, совершая нечто вроде путешествия внутрь себя; трансформации, которая означает смерть обычной личиночной формы существования и зарождение новой полубожественной жизни. Знания о метаморфозе, которая могла происходить с людьми и служила темой для многочисленных легенд о героях, передавались из уст в уста сравнительно малым числом людей в течение нашей долгой истории, но, кажется, теперь огромное большинство в мире испытывает тягу к великим приключениям сознания, как будто нам предстоит сделать шаг к коллективной эволюции, сравнимый с описанным в Книге Исхода, когда целому народу пришлось перейти Красное море, чтобы избавиться от рабства и вступить в Землю обетованную.
Более того, мне кажется, сейчас впервые вырисовывается картина, на которой закат господствующей западной цивилизации озаряется первыми лучами зарождающегося нового мира, освобождённого от тысячелетий засилья патриархальной власти, причём смерть и возрождение видятся сейчас более масштабными, чем гибель прошлых цивилизаций или возникновение новых.
Что же нам делать в это кризисное время, когда эффективность созданной нами политико-экономической системы падает до катастрофического уровня, когда бедность, голод, нездоровье, экологическая, этическая и культурная деградация становятся нормой нашей жизни?
В прошлом революционная ситуация складывалась из сопротивления народа врагу общего блага, но сегодня, напротив, слышится мотив китайской притчи, что зло «отпадет само». Мне кажется, главное сейчас взять на себя те дела, с которыми традиционные органы власти уже не справляются и будут выполнять их ещё хуже, когда всё начнет рушиться. Это движение началось несколько десятилетий назад с возникновением бесчисленных гражданских организаций, которые ООН назвала «негосударственными».
Многое предстоит сделать, и Эдгар Морен блестяще изложил многие свои идеи в недавно вышедшей книге «Метод»[3]. Также на сегодняшний день существует множество безработных, чья помощь в воплощении этих идей была бы неоценима; и даже можно представить, что излишков сельскохозяйственной продукции хватило бы для того, чтобы их прокормить, если, конечно, сообщество сможет победить коммерческое решение уничтожать пищу, чтобы таким образом поддерживать уровень цен.
Но даже самый лучший метод лечения симптомов болезни не будет действенным, если оставить без внимания её причины; и я надеюсь, что акцент, который я поставил в своем видении патриархального Эго, а также соответствующее внимание, которое я хочу уделить моим предложениям по изменению системы образования как методу лечении, чтобы окончательно победить патриархальный строй, оправдывают публикацию этой книги, которая, надеюсь, вдохновит многих строителей будущего нового мира.
Глава 1
За политику осознанности
Я назвал эту главу «За политику осознанности», не только имея в виду «неосознанность» современной политики, но и полагая в более широком смысле, что отсутствие осознанности сейчас преобладает в мире.
Действительно, в недалеком прошлом большинство людей страдало от последствий различных ограничений, ассоциирующихся с фрейдовским бессознательным: некоторые некрасивые побуждения подавлялись, ибо мы не признавали себя агрессивными и эгоистичными, в чем-то даже похожими на животных. Люди так называемой викторианской эпохи пребывали в заблуждении об изначальной человеческой добродетели, и существовало немало вещей, на которые закрывали глаза и о которых старались не говорить вслух. Но мне кажется, что с тех пор благодаря культуре и искусству многое изменилось.
В наши дни то, о чем запрещено говорить, уже не касается сексуальных или агрессивных желаний. Можно сказать, что сейчас в обществе, в отличие от фрейдовского бессознательного, царит «политическая неосознанность». Как будто мировой политике на руку, чтобы мы оставались мало осознающими людьми, на которых можно влиять и которые не в состоянии думать самостоятельно.
Но я собираюсь говорить не только о недостаточной осознанности и о том, что нам было бы полезно осознавать больше и лучше, но и в целом о зле: о корнях зла, о том, как можно было бы сделать мир лучше в это кризисное время, если бы мы опирались на свои знания о том, что такое зло и болезнь.
Затрагивая тему «корней зла», я считаю нужным рассмотреть на относительно рациональном, научном уровне, что мы знаем о своей деструктивности. Даже до возникновения науки существовали люди, способные ясно мыслить, но с развитием психологии начали говорить о болезни, понимая её в более глубоком смысле, чем просто телесное недомогание. А говорить о болезни в психологическом плане — значит говорить о зле и нездоровье, то есть, другими словами, о деструктивности и страдании.
Раньше считалось, что люди по своей природе склонны к агрессии, и, таким образом, в человечьей шкуре скрыто гораздо больше волчьего, чем у волка; эту идею разделяли Фрейд и Мелани Кляйн. Но мне кажется, развитие терапевтической культуры показало, что человек может изменяться — не до полного совершенства, конечно, но в определенной степени. И тот факт, что некоторые люди начинают чувствовать себя лучше и менять своё поведение, проявляя всё больше любви и всё меньше ненависти по мере стихания эха детских страданий, заставляет усомниться в истинности теории, объявляющей человеческую природу деструктивной, — особенно в русле гуманистической психологии.
Раньше много говорили о грехопадении человека (скорее мужчины, чем женщины, хотя считалось, что женщина была причиной грехопадения мужчины); ещё больше в грехопадении винили Змея. А ведь ещё во времена, предшествовавшие известной Книге Бытия, именно змея символизировала Богиню-мать и силы природы — так сказать, естественный порядок. О падении и грехе говорилось даже раньше, чем о болезни, но слово «грех» в настоящее время кажется неуместным, потому что коннотация этого термина изменилась. Наши предки под грехом понимали отклонение психической энергии, связанное с ошибкой перспективы; но века церковного наказующего авторитаризма придали этому термину дополнительный смысл: не только осуждающий, но и нормативно-оценочный и моралистский. Это делает его менее полезным, чем сегодняшнее широкое понимание эмоциональных отклонений, которые, в свою очередь, связаны с неполным развитием или психологической незрелостью.