Выбрать главу

Сделав ещё шаг вниз, мы встречаемся с Завистью — четвёркой. Зависть — это чувство, что у человека нет чего-то, что у другого есть. Бывает яростная зависть, как у Каина. Если у тебя нет того, что есть у других Я какие-то вещи, возможности, это раздражает: женщины впадают в ярость из-за мужских привилегий, бедняки — из-за возможностей, которые дают деньги… И хотя реакция протеста против несправедливости может быть оправдана, некоторые люди застревают в состоянии боли и ярости. Однако люди также завидуют, страдая от недостатка чего-либо, плача слишком много, уходя в депрессию слишком часто, расстраиваясь из-за того, чего у них нет. Они как дети, которые притворяются больными, чтобы не ходить в школу или привлечь к себе внимание в надежде, что им дадут то, чего им не хватает. У всех нас, может быть, есть что-то от характера четвёрки, но завистливые люди слишком сильно проявляют нехватку чего-либо, чересчур много жалуются. В жалобе есть просьба о любви; мы не отдаём себе отчета, что, уходя в депрессию, мы добровольно укладываем себя на пол. Если бы мы это осознавали, депрессия не была бы тяжёлой, а отдавая себе отчёт в своих действиях, мы также могли бы, даже будучи в депрессии, себя с пола поднять. Так что зависть имеет много общего с гипертрофированным страданием: многие преувеличивают свои беды, и часто одолеть их им помогает осознание, что страдания основываются на сравнении с достижениями или возможностями других.

Пятёрка — Жадность. Этот эннеатип связан с видением, когда человек на самом деле не верит в любовь. У такого человека обычно не было в детстве достаточно сильной связи с одним из родителей, как правило, с матерью. Он не знает, что существует феномен любви, он не знает, что теряет, когда не вступает в достаточно близкие отношения. Кажется, очень хорошо быть одиноким в мире: не нужно ни с кем ни о чем договариваться, не надо ни давать, ни получать, ни принимать совместных решений, ни спорить, ни доказывать. Пятёрке очень сложно вести переговоры с другим человеком, да и для чего? Если можно быть одному, так проще, он не знает, что существует другое измерение жизни, в котором есть встреча. Когда есть два человека, речь не идет о сумме «один плюс один», люди переходят на другой уровень существования. Однако скупец видит мир с позиций бедности: «Мне нечего дать, и зачем мне получать что-то, если нет ничего, что я могу получить… Люди, которые демонстрируют мне свою любовь, наверняка хотят мной манипулировать или меня обмануть…» Это называется шизоидным характером.

Семёрка — Обжорство — это как лиса из сказки. Этот тип тоже немного похож на шизоида: идет по жизни, руководствуясь своими интересами, страшный приспособленец, всегда пытается получить выгоду из ситуации, но хорошо прикрывает это внешней доброжелательностью. Он не знает, что теряет в человеческих отношениях, в развитии способности к самоотдаче. Это манипулятивный характер.

А восьмерка — Сладострастие — это характер, идущий рука об руку с Роскошью, с интенсивностью чувств. Кто-то может подумать: как может быть недостатком желание иметь всего как можно больше, это может лишь немного усложнить жизнь? Но когда мы посмотрим на философию жизни, сопровождающую Сладострастие, на преувеличенную мятежность, оно не кажется чем-то серьёзным. Потому что мы живем в обществе, которое приручает, кастрирует ребёнка, которым мы когда-то были, не помогает развитию полноценных существ, а подрезает нам крылья, инициативу, лишает контакта с нашим внутренним миром, что нас обедняет. А люди, восстающие против этого, на первый взгляд, правы. Есть молодые люди, не желающие слышать ничего о школе, о власти, они не верят во власть в принципе, притом что большинство из нас подчиняется ей безоговорочно, мы себе не позволяем настолько не доверять ей. Большинство считает, что так устроен мир, на власти он и держится, но представители этого характера, хотя их и меньшинство, думают, что они правы, а мы все заблуждаемся. Им кажется глупым быть такими покладистыми, какими хотим быть мы, для них мы все — лицемеры. Они считают себя по-настоящему смелыми, думают, что у них настоящие ценности, видят, что люди совершают неблаговидные поступки и имеют плохие намерения. Иногда они немного переходят границы, иногда — сильно и становятся преступниками. Но пока они не выходят далеко за рамки, не преступают закон, сложно не симпатизировать им. Из персонажей Шекспира один из самых популярных — знаменитый Фальстаф в «Генрихе IV», благородный шут, который говорит всё, что ему приходит в голову, критикует королей и смеётся над аристократией. Верди сочинил оперу «Фальстаф», где все симпатизируют этому персонажу, потому что он высмеивает социальные нормы. В кино подобным персонажем был бы главный герой фильма «Грек Зорба». Зорба может обмануть, но он хороший человек, и хотя он нарушает все правила, у него доброе сердце. Один из духовных учителей XX века — Ошо — уподоблял себя Зорбе, говоря о себе, что он Зорба-Будда. Конечно, правильно не слишком доверять миру, но есть характер, называемый параноидным: это тот, кто перебарщивает с недоверием.

Девятка кажется таким положительным характером… Ему не хватает любви к себе, но он самоотвержен. В нем действует механизм защиты, который Фрейд называл «альтруистическим отказом». Сам Фрейд считал, что это более здоровый защитный механизм, чем другие: он не вредит, окружающие видят, что он им помогает. Правда, не принимая во внимание интересов самого человека, у которого есть потребность отдать всё, ведь он сам терпит ущерб. Но только он этого не понимает: не чувствует, что он остаётся ни с чем. Человек, отказывающий себе во всем, готовый всё отдать, не имеющий ничего для себя, не знает, что его жизнь стала беднее.

И что же нам теперь делать со всем этим? Это же здорово, когда люди понимают свои проблемы. Мы все знаем, что у нас есть недостатки: и в характере, и в человеческих отношениях. Где есть проблемы с отношениями, там есть проблемы с личностью, но найти этот конкретный пункт, чтобы знать, какая страсть тобой движет, какая с ней связана идея — та, что называется фиксацией, — дает большие результаты. Это как едкая щелочь: ты капаешь её на стол, и она начинает проедать его поверхность, начинает проедать твою психику, начинает что-то разрушать. Очень немногие в этой жизни отдают себе отчет, что они в чем-то ошибались. Это очень ценный опыт, когда человек доходит до такого момента в своей жизни, чтобы сказать: «Я всегда гнался за этим, но мне оно не было нужно, правильная дорога ведет в другую сторону». Это называют metanoia — изменение разума или обращение, если использовать религиозную логику. Но к переходу в другую религию сейчас относятся очень поверхностно, как к принятию новой системы поверий. Реальность перехода, суть перехода — это изменение направления.

Есть такой миф, который воплотил Шуман в своей оратории «Рай и Пери». Пери — это ангел в мусульманской традиции[21], изгнанный из рая, чтобы найти самое ценное, что только есть на земле. И когда она вернётся с самым ценным, ей снова откроются врата рая. По легенде, пери приходит с кровью героя, который пал в сражении, но это не самое ценное. Она снова скитается по земле до тех пор, пока не возвращается со слезой любви человека, который хотел отдать всё за свою возлюбленную. И опять ей не открывают врата. В конце концов, она вернулась со слезой раскаяния. Мораль этой сказки такова: самое ценное — понять что-то о себе. Увидеть, что ты ошибался, и изменить направление. Жаль только, что слово «раскаяние» прочно вошло в обиход церковных владык. Слишком много нас призывают к покаянию, но это великий человеческий опыт — почувствовать: «Ага, я понял, мне не сюда, мне туда». Это чувство сопровождается желанием всё исправить, развивать всё необходимое для того, чтобы выйти из этой ловушки.

Не так давно я выступал перед группой бизнесменов. Я спросил, кто из них пережил такой опыт — понял, что ошибался, и дал себе в этом полный отчет. Многие подняли руки, и после лекции ко мне подошел один из них, хотел, чтобы я подписал ему свою книгу. Он сказал: «Я ошибался». — «В чем была твоя ошибка?» — «Я хотел быть великим бизнесменом». — «А сейчас?» — «Я хочу стать великим человеком».

вернуться

21

Пери — сказочные существа в виде прекрасных женщин в персидской мифологии, хранители человека, аналог европейских фей или эльфов. — Примеч. науч. ред.