Глава 9
Потенциал медитации для воспитания духовности за пределами религий
Тема этой главы соотносится с более масштабной проблемой: как в любом из нас сосуществуют здоровье и патология, так и на коллективном уровне мы развиваемся и одновременно нас съедает глобальная патология, напоминающая раковую опухоль общества и истории.
Размышления о том, какой вклад в образование будущего могла бы привнести медитация, созвучны с мнением, что если за множеством мировых проблем стоит недостаток внимания к сознанию и на повестке дня стоит важность социальных перемен, — в первую очередь следует начинать с реформы образования.
Одной из сторон медитации является покой, — необходимость остановить поток мыслей. Мы всё время движемся, мы всё время делаем то одно, то другое и не отдаём себе отчёта в самопринуждении к действию, чьё самое тонкое проявление — это принуждение думать собственные мысли, равно как и заполнять пустоту своей сущности прошлым или будущим: следующее движение, следующая вещь, следующий проект, следующее достижение…
Паскаль несколько веков назад говорил, что проблема мира состоит в неумении людей оставаться в состоянии покоя даже в своей комнате, и думаю, в этом он был прав больше, чем мы думаем. В каждом человеке есть недостаток безмятежности и соответствующая этому невозможность быть довольным самим собой и жизнью, что очень существенно для покоя в нашем мире.
Тишина — это медитативная практика, у которой есть множество форм, и мы можем найти её во многих традициях: индуизме, буддизме, даосизме, суфизме и христианстве. Отцы Церкви говорили: кто не приходит к тишине, не может быть допущен к причастию, подразумевая под этим, что у мятежного разума не может быть встречи с божественным. К этой проблеме обращался святой Хуан де ла Крус, а святая Тереза представляла его наиболее компетентным учителем для новичков, когда основала Орден Кармелиток.
Практика покоя задействует, естественно, не только тело, но и мышление. Но человек, пытаясь дать отдых своему мышлению, открывает вдруг, что покою мешает также эмоциональное смятение: он находится в поиске того или другого… Наше чрезмерное беспокойство имеет свои корни в мире невротических потребностей или страстей, которые древние называли грехами. Например, тот, у кого слишком много амбиций, не может оставаться в покое, потому что ему всё время надо бороться за свой проект, создавая что-то или представляя будущие возможности, а стоит ему остановиться, ему кажется, что он теряет время. Слишком завистливый тоже не знает покоя. И все эти грехи, которые признавали древние, имеют общее свойство — отдалять нас от умиротворения и покоя. Поэтому мы можем утверждать, что практика покоя является панацеей: она исцеляет все наши автоматические режимы, в соответствии со специфическим типом Эго (или типами психологической машины). У разных типов людей преобладают различные мотивы, и можно сказать, что есть ум боящийся, есть ум ленивый, есть ум сладострастный (который ищет сильных эмоций, чтобы чувствовать себя живым), есть ум комфортный (который хочет чувствовать, что ему тепло и удобно, потому что он ищет удовольствия и компульсивно избегает неудовольствия), все это теряет власть над человеком, если он пытается дистанцироваться от своих мыслей. И даже более того — потому что, полностью окутанный своими мыслями, он теряет контакт со своим сиюминутным опытом. Обычная жизнь — это состояние, в котором мы так потеряны в своих воспоминаниях, ожиданиях будущего и суждениях по поводу жизни, что мы даже не существуем в настоящем.
Мы не проживаем особенно тот аспект настоящего, который заключается в обычном пребывании или нахождении здесь. Быть в настоящем, просто чувствуя свое существование, нам кажется малоинтересным. Это присутствие не в большом почете, когда ценится больше всего информация и практичность. Обычное присутствие не имеет практической ценности, и только начиная внутренне развиваться, люди открывают для себя значение обычного присутствия в настоящем или знания, что они живут в настоящем. Иногда я встречаю людей, которые на мой вопрос: «Что ты ищешь сейчас в жизни?» — отвечают: «Быть здесь и сейчас», и такой интерес к присутствию здесь и сейчас кажется мне признаком незаурядной зрелости.
Однажды я принимал участие в образовательном форуме вместе с человеком, практиковавшим дзен-буддизм, и когда кто-то из публики его спросил: «Что для вас Бог?» — прозвучал поразительный ответ: «Я считаю, что Бог — это проживание данного момента, который обычно мы чувствуем неясно и запоздало». Иначе говоря, Бог ускользает от нас каждую секунду, Бог — это интуиция, ощущаемая в собственной глубине, которая в реальности не наша и ничья — просто Сущность. Не убегать из настоящего в рожденные фантазией цели и задачи — это входная дверь в ощущение существования, которое мы так мало ценим по сравнению с собственными планами и амбициями, но которое, в свою очередь, является началом понимания, что жизнь священна. И если у нас нет контакта с нашей Сущностью, у нас нет контакта с Сущностью других. И тогда все превращается в мысли, абстракции, вещи…
Таким образом, покой — это великая дверь. Дверь в то, что в итоге оказывается таинством, потому что мы это ещё не прожили. Но эта дверь — что рыбам вода: похоже, они её не чувствуют именно потому, что живут в ней. Нет ничего более знакомого, чем «Я сам» — субъект нашего собственного сознания, который стал для нас невидимым из-за его близости. Однако если мы будем взращивать это Я, поливая его своим вниманием как росток в горшке, который надо насыщать влагой ежедневно, оно станет не только источником умиротворения, но и ключом к счастью. Умиротворение — это не то же самое, что отсутствие волнений, а скорее внутренняя сила, которая остается с нами даже среди волнений и конфликтов.
Обучение этой технике в мировых масштабах мне кажется очень важной человеческой потребностью, но мы должны понимать, что покой в мире зависит от внутреннего покоя. Способность достичь большего спокойствия, просто встречаясь с глубинами собственного разума, была бы противопоставлена чувству потерянности во множестве импульсов и мыслительных абстракций.
Как к этому прийти? Было бы достаточно некоторого количества людей, понимающих в этом вопросе, чтобы появилась соответствующая инициатива. Но в больших бюрократических системах сложно что-то предлагать. Я всегда говорил, что образование кажется мне большим белым слоном: наверное, среди всех видов бюрократии его сложнее всего сдвинуть с места. И мы знаем, что бюрократия на самом деле, начиная служить чему-то, заканчивает служением самой себе. Это огромная социологическая проблема.
Я не буду долго задерживаться на покое, оставляя его с верой что когда-нибудь все поймут, что это важная тема, забытая образованием.
Кроме способности оставаться в покое, давая уму отдохнуть и уняв мысли, нас также интересует способность, кажущаяся диаметрально противоположной, — разрешить мыслям свободно течь. Мы — живые существа, и как у всех живых организмов, наш ум — тоже часть процесса жизни. Но у нас нет истинной свободы, чтобы позволить потоку жизни спонтанно двигаться внутри нас. Дети, которые пока не потеряли непосредственности и инициативы, гораздо свободнее нас. Но мы шаг за шагом их приручаем, а потом образование приводит их к общему знаменателю. И они, как и мы, теряют радость в процессе приручения, ибо счастье не является одной из целей образования.
Счастье человечества однажды будет зависеть от того, чтобы мы заинтересовались счастьем детей, и очень жаль, что это не входит в политическое кредо сегодняшних глав образования, как когда-то входило в программу многих мудрецов Греции: Ликург, Солон и Платон разделяли идею, что нельзя построить счастливое общество, если не заботиться о воспитании добродетельных людей. И то, что они понимали под добродетелью, сильно отличалось от нашего морализма. Добродетель была для них внутренним состоянием, из которого естественно вытекало добро. То есть мы внутренне добры, если находимся в хорошем состоянии, а деструктивность происходит от помех нашей внутренней природы, то есть от внешних напастей.