— Нет, — сказал он. — Арест Брауна будет худшим из того, что мы можем сделать. Если мы позволим ему уйти, он сможет передать все, что тут было сказано. Если мы арестуем его, то сделаем из него мученика. А это будет очень опасно.
— Вы правы, — нахмурился капитан Рейнхардт. — Мне очень не хочется отпускать его, но мы не можем поступить иначе. Ваши слова были самыми мудрыми в этом разговоре.
— Пусть он делает то, что намеревался, — сказал Харрисон. — Мы уже знаем об этом. А отмена вечернего собрания может вылиться во что-нибудь серьезное.
— Ладно, — кивнул капитан, — пусть он уходит. Харрисон, пойдемте со мной. Я хотел поговорить с вами наедине с самого начала.
Они ушли. Другие, с некоторым изумлением слушавшие все это, медленно выходили из зала, чувствуя, что тут заваривается что-то серьезное, а также зная, что они свободны, пока Капитан разговаривает с Харрисоном.
Харл быстро направился к выходу. Ларри поймал его за рукав.
— Харл, погоди. Давай поднимемся наверх… Я хочу посмотреть твою книгу.
На лице Харла появилось удивление, но он покачал головой.
— Давай в другой раз, Ларри. Я хочу найти этого Брауна. Я хочу поговорить с ним!
И он выбежал из зала, оставив Ларри одного.
Пока Ларри стоял, сзади подошел Эйтори и отвлек его от размышлений.
— Эй, Ларри! Что скажешь, если мы воспользуемся свободным временем и посмотрим город?
— Неплохая идея, — сказал Ларри, и они с Эйтори направились на улицу.
По-видимому, они были в торговом районе, потому что на улице перед ними протянулась длинная череда магазинов.
— Что ты думаешь об этом Брауне? — спросил Эйтори, когда они направились к ближайшему магазину.
— Я даже не знаю. В его словах вроде бы есть смысл, но я уверен, что на Земле мы бы смотрели на это с другой точки зрения…
— Да. Мне жаль, но я тоже не понимаю, почему Земля должна так держаться за подобные колонии, — сказал Эйтори.
Они вошли в магазин. Вроде бы он специализировался на резных фигурках из костей динозавров. К ним вышел владелец, пожилой, но все еще выглядевший сильным человек.
— Добро пожаловать! Для меня честь принимать гостей с Земли!
У него был странный акцент — он глотал гласные, так что его было трудно понять. Ларри знал, что подобные диалекты появляются в результате десятилетий изоляции колонистов от Земли. И чем больше проходит времени, тем дальше расходятся языки.
Ларри взял изящную фигурку какого-то местного животного.
— Вы все это продаете? — спросил он.
— Да, сэр. Резьба по кости наше главное местное искусство, и большинство художников Чикагской колонии пользуется моим магазином для продажи своих изделий.
— Взгляни-ка сюда, — сказал Эйтори, держа десятисантиметровую фигурку странного зверя с закрученным хвостом. — Миленькая тварюга.
— Ты бы не подумал так, если бы увидел его живым, — сказал старик. — Он метров двадцать пять в высоту и тридцать в длину и ест таких парнишек, как вы, на полдник.
— А как его называют?
— Вам не помогло бы, если бы я сказал вам его название. Названия меняются от поселения к поселению, и у вас, землян, тоже есть свое название, — ответил старик.
— Сколько вы хотите за эту фигурку? — спросил Эйтори.
— Обычно три доллара. Но у вас вероятно нет местной валюты, так что я предпочту обмен.
— Обмен?
— Да, обмен, — кивнул владелец магазина. — Что если мы обменяем фигурку на книжку у вас под мышкой. У нас здесь так мало книг.
— Боюсь, я не могу пойти на это, — сказал Эйтори. — Это один из моих учебников. — Он открыл книгу и показал ее заглавие. — Мне она нужна, чтобы учиться, а это для меня важнее всего.
Ларри улыбнулся. Он почувствовал, что Эйтори начинает все больше и больше ему нравиться, вероятно потому, что часто споры с Харлом уничтожали часть их непринужденных отношений. А это так было похоже на Эйтори — цепляться за учебники в любой ситуации. Он скорее расстанется с пальцем, чем с книгой по астронавигации.
— Ну что ж, — вздохнул старик. — Значит, обмен не состоялся. Послушайте, просто возьмите эту фигурку в подарок от меня. От Чикагской колонии.
— Ну… спасибо.
Эйтори взял фигурку и погладил пальцем полированную слоновую кость.
Ларри восхищенно посмотрел на фигурку, думая о том, какая она симпатичная. Она прекрасно выглядела бы дома на моем письменном столе, подумал он.
Дома… Впервые он позволил себе хотя бы мысленно произнести это слово. Домом была Земля, далеко за морем пространства. Это море было такое широкое, что жуть брала. Двадцать пять миллионов километров умноженных на миллион.