Выбрать главу

Внезапно ноги Ларри ослабели, он почувствовал, что очень устал. Ему захотелось вернуться обратно в безопасность корабля.

О'Хара хлопнул Ларри по спине рукой в космической перчатке.

— Спасибо, парень, — сказал он.

Даже по приглушенному шлемофоном голосу Ларри почувствовал, как благодарен ему здоровенный ирландец.

Больше они не сказали ничего, но осторожно пошли по кораблю к хвостовой части. Стоящая перед ними проблема казалась слишком мелкой после недавних волнений, но Ларри понял, что в настоящий момент от О'Хары зависит судьба всей команды. Если бы О'Хара не выполнил необходимый ремонт, возможно, этого не смог бы никто другой. И «Сад» летел бы все дальше и дальше, медленно, с постоянной скоростью, а его команда умирала бы от голода.

Когда они добрались до дюз, О'Хара остановился.

— Жди здесь, Ларри. Об остальном позабочусь я сам.

Здоровяк шагнул в открытую утробу дюзы так же спокойно, как король входит в свой тронный зал. Ларри стоял у входа и вглядывался в темноту.

Вокруг ровно светились все такие же колючие звезды. В космосе нет ни атмосферы, ни пыли, которые заставляют их мерцать.

Ларри глянул на них, словно завоеватель на захваченные земли, но тут же отвел взгляд.

Прошло минут десять, прежде чем из темноты дюзы появился шлем О'Хары, а затем и остальная его громоздкая фигура.

— Я справился с проблемой, — сказал О'Хара. — Самая причудливая поломка, какую я когда-либо видел. Теперь мы можем вернуться внутрь, космонавт Старк.

Глава 4

Оказавшись в «Саду», Ларри выкинул из головы все мысли о своем героизме. В патруле не было никаких героев, были только космонавты. По этике космонавтов, спасение товарища — это простое исполнение служебных обязанностей, что не стоит и обсуждать. Поэтому Ларри старался забыть о произошедшем, хотя знал, что О'Хара будет всегда помнить его поступок.

Без каких-либо проблем был снова включен ускоритель, и корабль возобновил свой полет к Альфе Центавра быстрее скорости света.

Жизнь на борту «Сада» вернулась к знакомому установленному порядку. Учеба — Ларри подумал, что теперь мог бы и сам везти звездолет, — рутинная работа, экзамены, прогулки в секцию двигателей и длинные споры с Харлом.

О'Хара учил Ларри играть на электронной гитаре, и в свободное время они много часов провели вместе, исполняя жалобные баллады и победные марши, написанные в течение двух с половиной веков космических полетов.

Иногда на О'Хару находило сентиментальное настроение, и тогда он пел о Земле, о ее холмах и озерах, о больших городах и симпатичных девушках. Но такие песни он исполнял редко. Чаще он пел о смелых пионерах космоса, трупы которых остались на Луне в двадцатом веке.

Время от времени Ларри и сам вспоминал о планете, которую покинул. Но не часто, потому что он твердо решил посвятить себя космосу. Тем более что, вспоминая родной город, своих друзей и приятелей, Ларри думал о том, мог ли он долго выдержать жизнь на Земле. Настоящая жизнь для него была здесь — среди звезд!

Ускоритель они отключили по графику на следующий день.

— Мы можем наткнуться на наблюдательную станцию, — сказал Харл. — Разве ты не должен быть в радиорубке и слушать?

— Капитан сказал, что в этом нет необходимости, — ответил Ларри, отрывая взгляд от книги. — Мы будем в диапазоне связи наблюдательной станции еще через час, — он взглянул на свой хронометр, — И к тому времени я вернусь на дежурство.

Наблюдательная станция была искусственным спутником, летящим по орбите вокруг Альфы Центавра. Все космические корабли, направляющиеся к любой из планет Альфы Ц, до приземления должны были быть зарегистрированы этой станцией.

Харл протянул руку и включил свой проигрыватель. Каюту заполнили печальные тягучее звуки его любимой песни «Танец Элсберри у марсианского моря».

— Это твоя любимая марсианская мелодия, не так ли? — спросил Ларри.

— Да, — ответил Харл. — Не возражаешь против ее?

— Да нет, валяй. Я все равно устал от учения.

Ларри закрыл книгу и положил ее.

— Тебе ведь не нравится эта песня, а, Ларри?

— Да я бы так не сказал. Конечно, она ужасно старомодная, но, кажется, я начинаю ее любить.

— Я рад. Марсианская музыка вся такая. Сначала она никому не нравится, но укореняется в сознании, пока человек не проникнется ею всеми клеточками своего тела. Вот почему она столько значит для меня.

— Посмотрим, — сказал Ларри. — Но вероятно эта музыка не значит так много для людей, которые не являются урожденными марсианами. Возможно…