В романе Отрошенко есть редкая по нынешним временам способность «отдать себя» изображаемому миру, тем самым легко выбраться за пределы только своего собственного «я». Он умеет дышать тем большим миром, который оживляет в своем творчестве, тогда как в «филологическом романе» Дмитриева все наоборот — меркой становится профанное видение и понимание мира героем-рассказчиком. У Владислава Отрошенко иной исток — в разноголосии его романа тонет всякий один-единственный голос, у него принципиально иная субординация автора и его героев.
Герои Отрошенко обладают высокой степенью личного бытия, они пребывают в образе подлинного бытия — в его неохватности и пестроте. Именно так, и только так, происходит наше различение подлинного художественного произведения с любыми подделками (даже небездарными) под него.
У Андрея Дмитриева слово значит ровно столько, сколько значит, — оно обладает прямотой, телесной выразительностью. За словом Владислава Отрошенко стоит зрительное и чувственное представление, некая первоначальная страсть, еще не растраченная во времени энергия. Энергия слова, не захватанного и не замученного человеком нынешнего века. Казалось бы, у Отрошенко больше субъективности — но эта субъективность единственности и неповторимости цельного мира писателя. Тогда как у Дмитриева все принадлежит всем — обыденно, реалистично, однозначно. Он редко возвышается над житейской психологией. Отрошенко же любит знаки и жесты — они у него онтологичны и ритуальны, грациозны и патетичны, помпезны и «безжалостно веселы».
История рода Малахова, представленная в романе «Приложение к фотоальбому» принадлежит одновременно с имперским и миру легендарному. Все основные персонажи романа — дядюшки, или сыновья Малаха и Аннушки — обрисованы писателем с баснословной живописностью. Все они — из того мира, который можно назвать праздничным, где не действуют законы земного притяжения, а потому возможны вещи фантастические — почти Мюнхгаузенов полет на ядре. Тут у каждого — своя легенда, своя частная «история» в бесконечной, не имеющей начала и не знающей о конце, жизни. Дядюшка Семен, рожденный якобы от «бесподобного артиста» — грека, рожденный во время пребывания Малаха на войне, известие о гибели которого (конечно же страшно героической) принес Аннушке загадочный вестник, — дядюшка Семен исключительно ценит легенду о своем происхождении и о том, кто даровал ему «чудовищную артистичность». История грека — это блистательная легенда о «баснословном богаче, владельце трех цирков где-то в Китае, да к тому же еще чародее и провидце, объятом немыслимой страстью к Аннушке — супруге Малаха». Отрошенко рассказывает ее как блистательный, фантастический образчик судьбы, наполненной славными приключениями, невероятными подвигами, воинской доблестью. В самом преувеличении всякого события в мире, всякой детали (если это бакенбарды дядюшек, то обязательно «царственной красоты») писатель словно призывает и нас увидеть нечто большее, чем доступно простому зрению, то сокровенное, незапечатленное, что омывает и «омывало безмолвно, как омывают озерные темные воды песчаный островок», где «островком» может быть судьба загадочного грека или самого Малаха, или само время, остановленное светописцем на стародавней фотографии.