2000
Какого вы духа?
Роман Александра Сегеня «Русский ураган»
Романы бывают разные: философские и политические, филологические и исторические, экспериментальные и эротические, экзистенциальные и модернисткие… Романы бывают такие, где «нарциссические свойства героев отправляют читателя к дедушке Фрейду»; но и такие, где «онтологическое скотство» персонажей предстает перед публикой в виде беспробудного пьянства и жутких смертей, где «духовное одичание народа» и «концентрация мстительности, льющаяся с небес» кажутся «почти невероятными». Вот именно. О народе мы говорим только в связи с любимой интеллигентской мыслью о его «духовном одичании», — а дальше пусть работают социологи, публицисты, демографы, с цифрой и фактом в руках показывающие это самое «одичание-вырождение».
Александр Сегень написал «контр-роман» — его «Русский ураган» полемичен прежде всего в отношении к устойчивой традиции вспоминать о народе, когда нужно указать на «оскотинивание», «густой мрак жизни», когда нужна тотальная социальная критика. Автору, завертевшему своего героя в урагане страстей, похождений, испытаний, гульбы, падений и восхождений, удалось не вступить ни на одну «территорию», закрепленную за нынешними романистами и счастливо избежать однотонности, социального занудства, политической лжемудрости, заумной напыщенности и попросту пошлости, производимых с завидной регулярностью многими сочинителями. И это при всем при том, что роман Александра Сегеня — максимальный контакт с современностью.
Все помнят о знаменитом московском урагане 1998 года, нарушившем всякие привычные представления о «защищенности со всех сторон столицы». Разбушевавшаяся стихия и стала формальным поводом к зачину романа. И это «абсолютное настоящее», узнаваемое в деталях, адресах, событиях, прототипах героев, — это «настоящее» было бы, наверное, чрезвычайно опасно, если бы не тот стержень, что придал роману силу не рассыпаться на эпизоды, связанные с построением романа как «путешествия». Впрочем, «путешествие», предполагающее неспешность движения и вдумчивое созерцание, — оно осталось в прошлом веке и к определению романа Сегеня не годится. Тут ураган задает ритм. Герой не путешествует, и даже не едет, его, действительно, несет случай, рок, судьба, каприз.
Главный герой романа Дмитрий Емельянович Выкрутасов — бывший преуспевающий политинформатор главных футбольных команд страны, бывший преуспевающий и верный муж, а ныне выброшенный из дома в ураганную ночь бывшей женой (на его место принят в штат новорусский муж), естественно, хотел бы обрести некую «твердую почву» под ногами. Понятно и то, что обрести ее сподручнее всего с помощью какой-нибудь прекрасной незнакомки. И ураган щедро как дарит герою как незнакомок самого разного пошиба, так и «устраивает» герою встречи со всеми его бывшими романтическими и платоническими любовями (не зря политинформатор мотался по всему СССР с футбольными командами) — выбирай какую хочешь! Центробежная сила несет героя из Москвы все дальше и дальше в глубинку (ведь это так естественно считать, что там народ непорченый): в Ярославль, из него — в Нижний Новгород, Волгоград, Краснодар, и дальше, дальше — в тишайший Камышин, Ульяновск, в старинный городок Тихозеро. И наконец он обретает искомое в Светлоярске, в отчем доме своем.
Обширная география, представленная в романе, действительно дает возможность автору показать «всю современность» от Москвы до самых до окраин. Но собственно литературные ассоциации у читателя неминуемо возникнут. Ну, конечно же, вспоминается некрасовский вопрос: «Кому живется весело, вольготно на Руси?»; а на русскую народную сказку про колобка Сегень и сам ссылается, включая прием «убегания героя» в текст своего повествования. Как гоголевский Чичиков едет по просторам России и пред читателем в образах людей, ее населяющих, встает «вся Россия», так и герой Сегеня, носимый судьбой-ураганом из города в город, тоже увидит всю типическую Россию и не найдет себе места нигде, кроме как в родном Светлоярске. Слепая сила урагана (куда кривая вывезет), оказывается, имела направление. И это — направление к себе и своему (для главного героя). Конечно, можно упрекнуть автора (а такие упреки обязательно будут) в том, что нет никакой новизны в его «конечном выводе» — возвращению блудного сына в отчий дом не одно произведение посвящено. Да и сам «вывод» стар как мир. Мы же скажем иначе — в русской культуре есть вечные смыслы. Осмысленное «возвращение в традицию» (дом, семью, нравственную жизнь) — задача постоянная для всех поколений русских людей и во все времена. Эта высшая цель, к которой человек должен стремиться постоянно, и обретя ее, стараться не потерять достигнутого.