— Вот и с Бетти Крокер[5] та же история. Люди такие сволочи! Ну а чему вас все-таки учат?
Я откидываюсь на спинку скамейки и задумываюсь.
— В общем, начинают с греческой мифологии — Зевс, Посейдон, Аид и вся компания. У меня до сих пор где-то валяется мое первое сочинение. Я его писала еще в дошкольной группе. Про Полифема. Это был такой пастух. А еще он был циклоп и людоед. Хотел сожрать Одиссея. Но Одиссей выколол ему палкой глаз и сбежал.
Джимми потрясенно смотрит на меня.
— Дошкольников учат таким кошмарам? Врешь небось.
— Ей-богу. А потом у нас была римская мифология. Потом скандинавская. Потом божества американских индейцев. Языческий пантеизм. Кельтские боги. Буддизм. Истоки иудеохристианства и ислама.
— Но зачем?!
— Хотят, чтобы мы знали. Им это очень важно, понимаешь? Чтобы мы знали.
— Знали что?
— Что это миф.
— Что — миф?
— Все, Джимми. Все — миф.
Джимми какое-то время молчит. Потом спрашивает:
— Значит, ты закончишь эту крутую школу и уйдешь ни с чем? Это же получается — не за что держаться в жизни. Не во что верить.
— Ну почему, в одну штуку нас учат верить.
— Ага. И что это за штука?
— Преображающая сила искусства.
Джимми качает головой.
— Преступники. Разве можно так издеваться над детьми? Да за это сажать надо! Хочешь, я сообщу куда следует?
— А можешь?
— Считай, дело сделано. У меня друзья в полиции, — говорит он и кивает с многозначительным видом.
Ну да, ну да, не сомневаюсь. Дик Трейси[6] возьмется за дело.
Я убираю гитару. Ноги ломит от холода. Я торчу здесь уже несколько часов. Сейчас полтретьего, до урока осталось тридцать минут. Есть один-единственный человек, ради которого я готова ходить в школу: учитель музыки Натан Гольдфарб.
Я встаю и собираюсь уйти, но Джимми меня окликает:
— Слышь, дочка…
— Что?
Он достает из кармана монетку. Двадцать пять центов.
— Купи себе колу. Нет, лучше две! Себе и своему парню.
— Ой, Джимми, ты что, не надо…
У Джимми ничего нет. Он живет в доме престарелых на Хикс-стрит. Ему выдают всего несколько долларов в неделю на расходы.
— Возьми. Мне будет приятно. Ты же совсем девчонка. Тебе надо сидеть в тепле, в кафешках, с мальчиками, а ты торчишь здесь на морозе как неприкаянная, болтаешь со всякими оборванцами.
— Хорошо. Спасибо, — говорю я и вымучиваю из себя улыбку. Мне больно брать его деньги, но если их не взять, я сделаю больно ему.
Джимми тоже улыбается.
— Дай ему себя поцеловать. Ради меня. — Он поднимает палец. — Всего один разочек. В щечку.
— Заметано.
У меня не хватает духу признаться ему, что у меня уже был далеко не один мальчик. И что в щечку давно никто не целуется. На дворе двадцать первый век — расстегивай джинсы или закатывай губу.
Я протягиваю руку за монетой. Джимми ошеломленно присвистывает.
— Ты чего?
— Что это у тебя?
Оказывается, палец с оторванным ногтем все еще кровоточит. Я вытираю кровь о джинсы.
— Покажись врачу, — говорит Джимми. — Выглядит нехорошо.
— Да, пожалуй.
— Тебе, наверное, больно. Тебе больно?
— Да, Джимми. Мне всегда больно.
3
— Мисс Альперс?
Ну все, я попала. Останавливаюсь и медленно поворачиваюсь. Этот голос знает вся школа. Аделаида Бизмайер. Она же Бизи. Директриса.
— У тебя есть пара минут?
— Вообще-то, мисс Бизмайер, я спешу на музыку.
— Я позвоню мистеру Гольдфарбу и скажу, что ты задержишься. Зайди ко мне.
Она жестом приглашает меня в свой кабинет и звонит Натану. Я вхожу, ставлю чехол с гитарой на пол и сажусь.
На часах — 3:01. Целая минута урока ушла безвозвратно. Шестьдесят секунд музыки, которые никогда ко мне не вернутся. Нога начинает мелко подрагивать. Приходится надавить на колено, чтобы успокоиться. Бизи кладет трубку и спрашивает:
— Хочешь ромашкового чаю? Я только что заварила.
— Нет, спасибо.
На столе перед ней лежит папка с моим именем. Диандра Ксения Альперс. В честь обеих бабушек. Я стала представляться «Анди», как только научилась говорить.
Все это не к добру. Бизи суетится у стола, похожая на хоббита. В любое время года она обута в биркенстоки и одета во что-то лилово-климактерическое. Неожиданно она оборачивается, и я отвожу взгляд. Подоконник заставлен вазами, с потолка свисают кашпо. На отдельной тумбе стоят горшки и миски всех оттенков грязи, покрытые глазурью.
5
Рекламный персонаж, выдуманный в 1921 году для повышения продаж муки и других продуктов. В 1945 году несуществующая домохозяйка Бетти Крокер была названа журналом «Форчун» самой популярной женщиной в Америке после Элеоноры Рузвельт.