Выбрать главу

Зато у более взрослого парня отлично получилось.

— Эй, — сказал он как-то в умывальне. — Сдается мне, слишком много ты разговариваешь. Как бы не пришлось потом молчать всю ставшуюся жизнь.

— Почему? — удивился Тойво, когда понял, что вопрос был обращен именно к нему.

Ребята вокруг него расступились, и он остался стоять лицом к лицу с нависающим над ним Рейно. Им снова одолела тоска и безысходность, как тогда, в полицейском околотке. На лицах парней, отступивших перед авторитетным товарищем, читались растерянность, испуг, а кое у кого — любопытство. На что же он надеялся?

Надеяться можно было только на самого себя. Едва он осознал такое положение дел, как страх куда-то улетучился. Тойво оценивающе посмотрел прямо в лицо грозному Рейно, и не увидел в нем ничего такого, что могло нагнать ужас, отчаянье и безысходность. Это был просто пацан, и все, что он мог сделать — это надавать тумаков и наругаться обидными словами. Ни лишить свободы, ни глумиться над близкими, ни отнять жизнь — ничего. Так чего же его бояться?

— Груша! — повелительно сказал Рейно.

Юный Антикайнен снова удивился и тотчас же отлетел на несколько шагов назад от полицейского сына и распластался на холодном полу. Ничего волшебного в этом не было, произнесенное слово не обладало магическими свойствами.

Просто так звали одного из подручных Рейно, вернее, такая уж у него была кличка. А звали его Кокки, но своего имени он стеснялся, предпочитая быть «Грушей», которого нельзя скушать. В общем-то, он был совершенно безвредный, но ведомый и очень исполнительный. Он ударил Тойво без малейших раздумий, и тотчас же отступил за спину своего, как он считал, друга.

Антикайнен боли от встречи с чужим могучим кулаком не испытал, что тоже его удивило. Поистине, сегодня был удивительный день.

— Слушайте все! — не поднимаясь на ноги и продолжая лежать, сказал он. — Расскажу вам притчу.

— А что такое — притча? — сразу же спросил Груша.

Тойво сел на полу, охватил руками согнутые в коленях ноги и объяснил.

— Ну, сказка такая, типа басни, типа небылицы, типа…

Он задумался, тщась сравнить еще с чем-нибудь.

— Типа притчи, — подсказал Груша, и все вокруг рассмеялись, а Рейно насупился.

— Шел по дороге человек, руки в карманах, шляпа на затылке, шел и насвистывал. Вдруг, увидел в канаве пьяного, подошел к нему, поднял того на ноги и говорит: «Будь человеком!»

— Ну, и что? — вставил реплику кто-то из слушателей.

— Да ничего, пьяница не перестает быть человеком, даже если он свинья. Протрезвеет он и устыдится, что по канавам валяется, — проговорил Тойво. На самом-то деле в одной из разносимых им газет он прочитал рассказ английский писателя Гильберта Кия Честертона о способе, позволяющем отличить человека от животного, который сейчас и пересказывал. — Тем временем человек плюнул на пьяного и пошел себе дальше. Видит, крокодил в канаве доедает миссионера, чавкает и щерится по сторонам. Что делать? Хлопнуть крокодила по спине и сказать: «Будь крокодилом»? Конечно, нет. То, что крокодил кушает миссионера, соответствует всей его крокодильской сущности. Он совершенно не осведомлен о плохом поведении, ведь чувства нравственности у него нет.

Он замолчал и поднялся на ноги, ребята вокруг смотрели на него в недоумении, мало кто чего понял: крокодил, пьяница, человек — странно все.

— Ерунда какая-то — эта твоя притча, — сказал Груша. — Лучше бы про гангстеров. К чему вся эта сказка про крокодила?

— Да к тому, что Авойнюс, полицай, заплечных дел мастер — это крокодил, — с легкой усмешкой заметил Тойво. — А раз ты, Рейно, его сын, значит и ты — тоже крокодил.

Такого поворота никто не ожидал. Даже сам Рейно: он побледнел, начал озираться по сторонам, словно в поисках поддержки, и хватать воздух ртом, как рыба, пытаясь что-нибудь из себя выдать.

— Груша! — наконец, произнес он, первое, что пришло в голову.

— Что тебе, Крокодил? — ответил тот, и ребята вокруг начали смеяться, да так, что никто никак не мог остановиться.

С того дня, что-то в авторитете Рейно поколебалось. Даже самый занюханный школьник, которого могли обидеть все, кому не лень, смотрел ему в спину и шептал: «Крокодил!» Потом его, конечно, обижали: макали головой в уборную, вытирали о него ноги, подвешивали за шкирку на раскидистом ясене. Но он макался, обтирался, висел и удовлетворенно осознавал: у крокодила и поведение крокодильское.