— Что значит: «Нет»?
— А то и значит, что деньги будут твоими лишь в том случае, когда остальное ты доставишь в нужное место и там надежно спрячешь.
На удивление Нурми не возмутился и не принялся как-то выказывать свое недовольство.
— Ладно, — кивнул он головой. — Куда доставить?
Как оказалось, к такому вопросу Антикайнен не был готов совершенно. Он продумал и провернул крайне рискованную операцию, он добился того, чтобы все остались довольны (особенно довольны покойники), он остался живым, но где скрыть деньги — это он не знал.
— Э, — сказал он. — Ну. А.
— А можно я сам их доставлю и упрячу? — подняв, как школьник, руку, поинтересовался Пааво.
— Можно, — сразу же ответил Тойво, но призадумался: все-таки люди, обретая какие-то богатства, сразу же что-то теряют — свои честность и порядочность, например. — Только учти: если всю оставшуюся жизнь ты не хочешь бегать и прятаться, то лучше тебе к чужим деньгам не прикасаться. Не потому, что это чужие деньги, а потому, что это ооочень большие чужие деньги. Ферштейн?
— Натюрлих, — заулыбался Нурми. — Не боись, все я понимаю.
Потом он объяснил, что давно хотел пойти в лыжный поход, как Руаль Амундсен. По маршруту, так сказать, замечательного спортсмена Элиаса Леннрота. Пойдет на лыжах с санями позади, доберется до родственников, и там где-то спрячет все добро.
— Уж поверь мне, — продолжал улыбаться Пааво. — У Гарри Гудини я научился маскировке — будь здоров! Вернусь обратно и сообщу тебе в телеграмме-молнии.
— Не надо в молнии, — вздохнул Тойво. — Просто сообщи как-нибудь о встрече, я подъеду, и мы все обсудим.
Антикайнен почему-то не сомневался, что этот упертый спортсмен сделает все должным образом. В самом деле, тот собирается стать звездой мировой величины — зачем ему прятаться с чужими деньгами, пусть и большими? Он выделил Нурми несколько увесистых пачек марок в банковских упаковках — как оказалось при подсчете, даже больше 45 тысяч на пятьдесят сотен. Потом попросился лечь на кушетку, и уснул крепким сном молодого человека с чистой совестью, у которого во дворе под снегом стояли сани с несколькими килограммами приемлемыми для платежей во всей Европе банкнотами.
Пааво укрыл его пледом и убежал на свою тренировку.
Пошел снег и начал ложиться на брошенные возле поленницы груженые сани. Мимо иногда проходили озабоченные люди, но никому не было ни до чего дела, разве что известие о революции вызывало тревогу и любопытство: что дальше будет? Никто не знал ответа.
И спящий Тойво Антикайнен не знал о своей судьбе. Не знал он, что родственники спортсмена Нурми живут за тридевять земель в селе Кимасозеро. Не знал он также, что через три месяца революция завершится, вместе с ней завершится и дурная гражданская война. Не знал он, что в дом к его девушке Лотте в Выборге наведается отряд латышей во главе с затянутой в кожу коммиссаршей. Злобная революционная дама потребует всей семье собрать пожитки и грузиться в «столыпинский» вагон. На вопрос «куда?» последует ответ: «Куда товарищ Мищенко распорядится».
Тойво спал, шел снег, белое безмолвие окутывало мир. Всю жизнь можно стремиться быть ближе к богу, а оказаться ближе только к тишине.