Выбрать главу

Вова менялся. Вот знаете таких людей, которые изо всех сил пытаются выбраться из зоны ментального комфорта, победить стресс, убить навязчивую тревогу. Он начал пить, все время шатался по барам. Сначала был скромен, и его принимали везде. Где-то даже угощали бесплатным пойлом, как друга заведения. Но постепенно слово «революция» перетекло из головы Вовы на его уста, и с учетом того, что Вова не особенно хорошо понимал и осознавал разнородность посетителей увеселительно-пивных заведений, скоро он нашел среди обладателей добродушных лиц и здоровенных пролетарских кулаков врагов себе не по карману и не по силам. В паре мест ему на постоянке отказывали в обслуживании, хотя с каждым разом Вова приходил к ним все с большим количеством денег. Почему в портмоне молодого хрюкающего в смехе пьянчуги водились деньги? — ответ на вопрос оставался открытым, и потому многие другие кабаки вдруг закрыли свои двери для этого странного баловня судьбы.

Но Санкт-Петербург город большой и свирепый: сегодня здесь был контактный бар, завтра его выгнали арендодатели за неуплату, послезавтра там открылся новенький спорт-бар. Поэтому Вове всегда удавалось прийти куда-нибудь и пропустить с десяток шотов.

И вот Вова лежал на зассанной скамейке. Шея искривилась. Лицо свалилось и припало к плечу, чернела правая глазница. Видимо, снова не смог поладить с постояльцами. Одно хорошо, что Вова был в сраку пьяный. Украл электронку у пиздюка и зализал чью-то даму. Потом его вывели на улицу. Идти домой не хватало сил и желания. Он лег и уснул.

На часах было что-то около семи часов утра. Стояла непривычная тишина. Хотя нет. Тишина была привычная. Сегодня суббота. В субботу утром странным покажется, скорее, шум, чем тишина.

На горизонте улицы, ведущей к скверику, в котором одиноко отдыхал Вова, появилась черная точка. Точка приближалась и укрупнялась. Проявился человеческий силуэт. В мраке осеннего утра терялись черты лица, но было ясно, что это был за человек. Это был человек, многое повидавший, многое претерпевший. Его походка утомленного выдавала стойкость духа, воспитанную на терпении. Руки висели словно цепи. Они, казалось, так же скрипели. Грудь человека вздымалась к небесам, а потом падала вместе с туловищем.

Вот путник подошел к скверику, к самой Вовиной скамейке, наклонился над спящим. Проверил жив ли спящий — ощутил ровное дыхание и сел рядом, на уголок. Скамейка неистового заскрипела от нежелания терпеть на себе сразу двух посетителей. Вова засопел и приоткрыл глаз, который впился в сидевшего у ног старика, потом закатился обратно ко лбу, и веки закрылись. Парень все так же ровно спал. Путник же, заметив эту случайную активность, подумал, что Вова проснулся и тихо, почти шепотом сказал;

«Извините»

Продолжил:

«Я вижу, вы страдаете. Мне не хотелось вас тревожить, но, мне кажется, я знаю, как вам помочь».

В этот момент Вовино лицо странно исказилось: брови упали на глаза, появилась кривая улыбка. Видимо, ему снился яркий сон. Старик счел гримасу за реакцию на его реплику и начал свой рассказ.

«Наше племя поистине тоскливо. Под племенем имею в виду нас — мужчин. Вы же тоже настоящий мужчина — я понял это по фигуре. Как-то все у нас квадратно, как-то плотно. Настоящий мужчина должен быть в чем-то уродливым. Кривое лицо, песий взгляд, ужасно заросшая грудь, огромные колени. Такие мужчины не цепляют всех женщин, но такие мужчины достойны настоящей точечной любви. Дочери таких мужчин выходят всегда очень чувственными, очень умными и способными на долгую и трудом вымученную, сильную любовь.

На самом деле, все настоящие гении были не особенно красивыми. Не смазливыми. Есть исключения. Среди актеров в особенности. Но там все глупцы.

Я понимаю, что вы страдаете отнюдь не из-за женщины. Точнее, не только из-за женщины. Вас тяготит огромный массив проблем. Это видно по одежде и по морщинам на вашем юном лице. Вы не знаете, что с ними делать. Это видно по синяку. Но вы любите. В вас живет любовь. Это видно по тонкой полоске помады у вас на щеке. Видимо, поцелуй не задался. От вас несет перегаром. Вероятно, вы не попали в губы своей избраннице. Но это не мое дело.