Невнятно было все: его поза, слюна, которая не успела капнуть, курточка с большой прожженной дырой, да и старик рядом тоже был невнятен. Невнятные были у него речи. И невнятной была его цель.
Прохожий встал, отряхнулся и ушел, будто ничего и не говорил. Черное пальтецо его невнятно развеялось на ветру перед тем, как его обладатель зашел за угол сквера и пропал.
Вова проследил глазами за удалившимся в небытие последним призраком ночи.
Вова шел по скверу, где когда-то спал и проснулся от никчемной болтовни странно одетого старика, и вдруг наступил в собачье говно. Говно показалось ему отвратительным проявлением собачьей жизнедеятельности и к тому же не менее отвратительным попустительством горожан. Если бы он встретил человека, позволившего своей собаке посрать посреди чистого сквера, то он бы плюнул просто.
Тут Вова вдруг задумался: «Революция припозднилась». Сегодня была ровна та дата, о которой он грезил. 3 с чем-то года прошли, как не бывали. Но революции не наступило. Вова обвел глазами грунтовую дорожку, зеленевшие деревья, перекрашенную скамейку и небо. Небо сегодня было синее. Редкость. От такого всегда становится приятно на душе. И у Вовы на душе стало приятно. Он подошел и сел на ту скамейку. Запрокинул ногу на ногу, откинулся на спинку, завел руки за спину и крепко потянулся. Но запах собачьего дерьма ударил ему в нос, и оттого он на секунду утратил способность наслаждаться моментом. Оторопев сначала, он встал, прошел до другой стороны дорожки, зашел на траву, обтер ноги и вернулся на свое место. Вновь закинул ноги. Как прелестно блестят его лакированные росой туфли. Как хорошо оказаться именно здесь, в этом дешевом скверике, во время чистого до ужаса неба и в день не свершившейся революции.