По радио исполняется попурри из Чайковского...
Вслед за Невской в "Лефортово" оказалась Надежда Ракс. В письме из тюрьмы о себе она писала так:
Я нормальная девушка. Я хочу иметь семью и детей. Я очень люблю детей, хочу работать в школе и учить их.
Семейка у меня интересная. Мамин отец был военным, политработником, поднимал бойцов в атаку. В 1941-м он защищал Ленинград, прокладывал знаменитую "Дорогу жизни".
А папа родился в семье священника. Дедушка даже в годы Советской власти и до самой смерти служил в церкви. Вот так переплелось: один дед коммунист, другой - священник.
В детстве я жалела, что все великое прошло мимо меня. Очень хотелось вместе с другими защищать Родину от фашистов, бить врагов на фронте или в партизанском отряде. После рассказов деда я всегда думала: а смогла бы я так или нет?
Ну и каким еще человеком я могла вырасти?
Закончив престижный факультет иностранных языков, Ракс, единственная из всего курса, пошла работать в обычную школу в Калуге. После того как умер любимый дед, переехала в Москву.
Там ей удалось найти работу преподавателя английского в модной "Бизнес-школе". Денег платили столько, что на собственные средства Ракс нанимала адвокатов для арестованных леваков и покупала продукты для тюремных передач.
Неплохо зарабатывала и третья арестованная бомбистка, двадцатипятилетняя Татьяна Нехорошева. Она работала менеджером по туризму. Танин папа - бывший военный, замредактора крупной газеты. Танин муж активист левацкого движения.
Один из журналистов писал:
Свадьбу молодые сыграли самую настоящую, революционную. Над входом в квартиру красовалась надпись "Агентам ФСБ вход воспрещен". Золотые колечки были в форме серпа и молота. Невеста была в белом: родители настояли.
- Вот посадят меня или тебя, будем друг к другу на свидания ходить, передачки носить, - в перерывах между поцелуями шутили молодожены. "Мы любим друг друга и боремся вместе" - таков был девиз свадьбы.
- Я с самого начала была против этого брака, - говорит Танина свекровь Татьяна Павловна. - И до сих пор не могу сказать - любовь у них или просто "брак по убеждениям", как у Ленина с Крупской. Андрюша всегда считал, что в жены надо брать девочку из своего круга. Вот ему все равно: спать на нарах или в кровати, хлебать щи без мяса или манку на воде. И то же самое должна делать его жена - так, во всяком случае, он считал. Таня все хотела, чтобы он устроился куда-нибудь, на службу ходил. А Андрей в ответ: "На буржуев работать не буду!"
Вместо этого Андрей ходил по улицам и, когда замечал за собой "наружку", щелкал "хвоста" дешевеньким фотоаппаратом. А потом развешивал листовки с фотографиями ФСБшников в метро и на столбах с припиской: "Их разыскивает милиция"...
После того как девушки оказались в московских тюрьмах, одна из столичных газет писала, что к федеральным властям обратились чеченские боевики. Они предлагали обменять арестованных бомбисток на пленных российских офицеров.
Однако, несмотря даже на такой факт, ниндзя-суперубийц арестованные валькирии революции напоминали мало. Один из журналистов писал:
Странно выглядят террористки, которые, по версии спецслужб, ночью по отвесной стене взобрались на крышу здания ФСБ, на веревке спустили в трубу три кило тротила и ушли незамеченными...
У Ольги Невской зрение - минус двенадцать. Татьяна Нехорошева с диагнозом "эпилепсия" имеет III группу инвалидности. Под силу ли им было свершить все перечисленные подвиги?
Еще одна террористка была доставлена в камеру с новорожденной дочерью Надей. Об условиях содержания в 6-м (женском) изоляторе в Капотне она писала оставшимся на воле товарищам:
Утром мне говорят, чтоб я с вещами и ребенком шла в одиночку, в стационар. Я говорю: "На каком основании? Давайте сюда врача, чтоб он представил основания на перевод. Позовите представителя администрации, а лучше - начальника СИЗО".
В отказ, короче, выходить с камеры. Сижу на кухне с дочкой. Залетает опер Максимова и куча мусоров. Максимова говорит: "Выносите ее вещи", и они побежали мои вещи выкидывать с хаты. Максимова берет меня за волосы и давай, мразь, таскать, и потом долбанула головой об железную ножку стола. А дочка моя у меня на руках плачет-надрывается просто в ужасе.
Я и сама заорала: "Ты, так-то и так, не смей меня трогать". Потом стали они у меня ребенка из рук вырывать. Со мной вообще истерика случилась. Им-то что - они Надю схватили за ручки и ножки и рвут на себя. Я отпустила, так как поняла, что они даже прибить ее готовы.
Они еще и улыбались все садистски, смеялись при всем этом и говорят мне: "Мы к твоим статьям еще захват заложника прибавим, потому что ты своего ребенка используешь как заложника. Мы свяжемся с прокурорами и дело это раскрутим, и лишат тебя очень скоро материнских прав".
А я им говорю все, что их всех не матери рожали, а в канализации отловили, как жертв абортов. Я сейчас это все пишу, и меня до сих пор трясет. Вы там не думайте, что у меня крышу рвет. Это все правда происходит, здесь, сейчас, со мной, с моим несчастным маленьким ребенком!!!
Ну, дальше. Надюху у меня отняли, она ко мне рвалась и кричала ужасно, и Максимова говорит: "Уносите ребенка". Я рвусь за той сукой, что моего ребенка уносит. А она бегом с хаты, и остальные бросились на меня, пинают, руки выкрутили назад и в наручники. У меня от всего этого ужаса ноги отказали, и они меня за выкрученные локти поволокли.
Когда меня с хаты вытаскивали уже, передо мной морда этой мусорской твари как прояснилась из тумана (потому что у меня перед глазами все в тумане было и как вата в ушах - это после удара головой об стол), и я силы собрала, распрямилась и плюнула в морду собачью этой детопродажнице, оперской ковырялке, и что-то сказала ей, не знаю, не отдавала себе вообще отчета. И кричу, на всю тюрьму ору: "Отдайте ребенка, это мой ребенок, суки", и рыдаю, а они волокут меня.
Здесь еще ни с одной мамкой такого не проделывали, даже у кого была куча трупов и кто по пятнадцать лет получал. И только когда дотащили меня до лестницы, показали мне мою Надю. Но не отдали, а волокли меня в наручниках до одиночки в стационаре. Отпустили они меня только в камере, я наручники сама с кожей содрала и дочку свою схватила на руки. И еще час ждали, когда вещи наши нам, как собакам, бросят, и ни положить мне ребеночка было, ни покормить, а сама я еле держала ее.
Молоко у меня с того момента пропало сразу, за день теперь от силы 100 грамм. Сутки голова болела страшно, и плохо слышу, как сквозь вату, до сих пор. Во время всего этого путешествия я выдала этим фашистам такой лексикон, что сама потом удивлялась, откуда такие слова-то у меня родились.
После всего этого Наденька была несколько дней психованная, от любого повышения голоса плакала и от любого стука дверей и кормушки вздрагивала и хныкала. А сейчас стоит мне с хаты выйти - плачет, а при виде ментов вся как-то застывает, как в ступоре.
Это было только начало, а каков будет конец, я не знаю, потому что каждый день я борюсь, чтоб не покончить с собой. С того дня и еще несколько дней постоянно всякие мусорки намекали мне, что вот-вот ребенка моего заберут у меня насильно, а меня кинут в карцер. А перед тем как кинуть в карцер, здесь девок менты дубасят до синевы демократизаторами.
Здесь вообще творится беспредел. Например, в хату могут залететь менты и начать поливать газом. Люди все задыхаются, а в камерах и беременные, и старушки, и больные. Или, бывало, если в камере какой беспорядок, то пускают в камеру огромных овчарок, которые зеков хватать натренированы, и девчата все прыгают на верхние шконки и беременных и старушек затаскивают, чтоб их собаки не растерзали.