— Может, нам и нужен этот Ленин? — предположил Федор.
— На каком-то этапе может пригодиться. Только Ленин не еврей — в смысле он чужой для сионистов. Ищем дальше… Вот! Подходящий типус.
С газетной полосы на Федора пялился чернявый человечек с длинным, слегка свернутым набок носом, несомненно, что семитским. На носу сидели маленькие круглые очки, хотя места хватило бы и на крупные. Даже — на бинокль.
— Антид Ото, — прочитал Федор. — Кто это?
— Псевдоним значения не имеет, большевики-ленинцы меняют их чаще, чем носки. Если это он…
— Не томи. Он, он… Заладил! Кто?
— В моем детстве любили говорить, что «пиз#ит как Троцкий». В смысле — много, складно, нагло врет. Ленин его называл «иудушка» и «политическая проститутка».
— Ты уверен? Проститутка-мужик подойдет для содомского греха, но не для политики.
— Он в политическом отношении проститутка. Плохо помню, но писали: Ленин Троцкому завидовал. Летом 1917 года картавый Вовка организовал рабочее выступление в Петрограде. Но бездарно так, и полиция разогнала рабочих без труда. Многих плюс к тому арестовала. «Пролетарский вождь» сдриснул и устроил себе отпуск на природе в шалаше. Новое восстание готовил Троцкий, и оно окончилось победой! Ленин не мешал, но, явившись на готовенькое, потратил много лет, чтобы оттереть Троцкого в сторонку. Может быть, чего-то упрощаю и чего-то путаю, но важно другое. Все они — мерзавцы, и России принесли много зла. Пусть теперь несут его в Германию. Мне ее совсем не жалко. А тебе?
— Жаль отдельно взятых немцев — Отто, Марту, Гюнтера, даже мастера Бергмана. А вот кайзеровский Рейх — нисколько.
— Вот на том и порешим. Остается разузнать, где сейчас Троцкий и как к нему попасть. Вот обучишь прусских кузнецов токарному делу и возьмешь заслуженный отпуск пока их не запретили из-за военного времени.
4-й полк зуавов полковника Анри Нисселя без боя захватил мост через Рейн в районе Баден-Бадена и двинулся к Штутгарту. Сопротивления практически не встретили. Заслон из фрайкора передовой батальон расстрелял из русских бомбометов. Затем забросал позиции германцев ручными гранатами с клеймом Sestroretsk. Уцелевшие ополченцы разбежались.
На ночь стали лагерем. Полковник велел созвать совещание, пригласив заместителей и командиров батальонов, а также российских казаков-вольноопределяющихся.
Самым приметным среди союзников был интеллигентный темноволосый мужчина. Из соотечественников он выделялся аккуратно подстриженными усиками и чисто выбритой остальной частью лица, тогда как остальные казаки щеголяли бородами. Зуавы звали его «месье Андрэ», не зная ни фамилии, ни казачьего звания союзника. Французского военного чина вольноопределяющиеся не получили. На шинель зуава Андрэ собственноручно нашил патронные кармашки-газыри, сделав ее похожей на казачий бешмет. Французскую шапку носил, сдвинув на затылок столь далеко, что казалось — вот-вот потеряет.
Расселись полукругом. Батальонные доложились. Затем Ниссель спросил Андрэ: похожи ли действия полка в германском тылу на то, что творили в тылу у австрийцев русские казаки.
— Ничуть, месье полковник, — покачал головой русский. — Условия совершенно иные. Там были леса и предгорья Карпат. Здесь — сами видите. Ходили мы обычно казачьей сотней. Меньше — слишком мало для серьезного боя, больше — хуже маневренность. Пушки с собой не брали, о броневиках и речи не было.
— С князем Юсуповым-Кошкиным довелось повоевать? Что бы он посоветовал?
— Врать не буду, господа. Не привелось. Знаком был — да. Сам привез его к пластунам в наш Хоперский полк. Там он совсем другую тактику применял. Вместо кавалерийского наскока в тыл врага пробирались медленно и тихо. Даже на велосипедах, чтоб не выдать себя топотом копыт. А еще он был могучий Осененный! Мог стопку водки силой взгляда поднять, в рот опрокинуть и на место вернуть, не расплескав! Такой человек был. Благодаря ему наши пулеметы — лучше германских. Вы их называете «митральеза де кат»[7]. Кошкин, расставаясь, мне один подарил на память. Он сейчас со мной. А еще князь дал России гранаты, пистолеты-пулеметы, радиотелеграфическую станцию… Если б не погиб под Ригой, вызвав на себя огонь морских пушек, столько еще славного сделал бы для Отечества, для всех нас, господа!
Опустилась тишина. Конечно — идет война. Погибают многие. Но не все потери столь болезненны…
Ниссель кликнул денщика. В походе не принято, но повод был уважительный. Офицеры встали, обнажили головы. Выпили не чокаясь. Потом, обсудив задачи на завтра, разошлись.