— Русский язык для нас не актуален, мадемуазель Соколова, — объявила на первом же занятии Стелла Тер-Григорян, неофициальная атаманша старшеклассниц. — Мы говорим по-французски, учим английский, немецкий, латынь, древнегреческий. Русский нам излишен. Согласитесь, ма шер, Россия — культурная периферия Европы.
— Мерси за разъяснение, мадемуазель Тер-Григорян, — в тон и по-французски ответила ей Соколова, которую почему-то начала заполнять здоровая злость. В том числе от панибратского обращения «ма шер», «моя дорогая». Так пристало общаться с подружками, но не с классной дамой. — Стало быть, начинать урок по программе я не могу — зачем же идти против вашего желания? Предлагаю провести его весело. Я даю задания, а вы выполняете или расписываетесь в собственном бессилии. Годится?
Заинтригованные девушки согласились.
— Послушайте одно четверостишие, оно мне особо дорого, не буду рассказывать, почему. Но вы запишите и переведите на французский.
Минут на десять класс оккупировала тишина, лишь изредка прерываемая бормотанием французских слов.
— Нет… Это решительно невозможно! — первой сдалась Стелла. — Хрустальный мрак? Ténèbres cristallines? По-французски совершенно не звучит. Нет логики! Хрусталь прозрачен, внутри бокала светло! В зеркале может мерцать отражение свечи, но не в свече — зеркало! Как ни переводи, по-французски получается absurde! Образы, выраженные французскими словами, совершенно не те. Придется лучше учить французский.
— Но по-русски вы прекрасно поняли чувство, интонацию? — вкрадчиво спросила Юлия Сергеевна.
— Конечно, мадемуазель.
— Вот! На каком бы языке вы не говорили и думали, вы — русские по образу мыслей. Даже вы, Стелла, хоть у вас угадываются армянские предки. Английский и французский языки более формальные, подчинены правилам и исключениям из них, которые тоже правила. Мы же понимаем сказанное сердцем! Англичанин на вопрос — будет ли он в пять часов пополудни — скажет «да» или, если чрезвычайно занят, то «нет». А русский ответит: «да нет, наверное». Иностранный переводчик повесится от отчаянья! — ученицы хихикнули, а Юлия Сергеевна продолжила: — Россия — в огромной степени женская страна. Пусть мужчины занимают министерские посты, и в присутственных местах — сплошь усы да бакенбарды, но только женщина поймет суть. И русский язык — наш, женский.
— Но ведь все писатели России — мужчины? — едва ли не хором воскликнули гимназистки.
— А кто их вдохновлял? Кто им нашептывал правильные слова, правильные образы? Прошу вас, девочки! Говорите хоть на японском. Но коль живете в России и хотите понимать свою страну, свой народ, наших мужчин — учите русский. А коль не хотите — воля ваша. Буду заполнять классный журнал выдумками, а мы… мы найдем чем заняться.
Из ряда вон выходящее предложение застало врасплох. Пока девочки шушукались, одна из барышень попросила:
— Прочитайте еще что-нибудь такое… необычное, мадемуазель Жюли.
— Охотно. В книжках такое вряд ли вы найдете:
— Слышал бы батюшка Онуфрий, наставляющий нас слову Божьему, — прыснула заказавшее стихотворение ученица.
— Пусть, барышни, это останется между нами, — заговорщически шепнула Юлия Сергеевна.
А Тер-Григорян милостиво разрешила:
— Мы будем учить русский. Если вы обещаете не ограничиться заучиванием торжественной оды ко дню ангела Ее Императорского Величества и прочей скукотищи.
Конечно, с одного раза Юлия Сергеевна не сломала лед в общении с ученицами, но он покрылся трещинками. Жаль, что стихов, прочитанных Федором, едва хватит до вакаций.