– Ничего.
– Там глаз нет, – пояснил Гернье. Разумеется; эти магистрали – часть нервной системы Шимпа. Он бы почувствовал, если бы там что-то случилось.
– Эта сука вконец рехнулась, – заметила Лапорта. – Все кричала и кричала о том, что мы пережили нашу полезность, что вся программа спор… как там она выразилась, Оз?
– Попытка человечества влезть галактике в задницу, – вспомнил Гернье.
– Вот именно, – Лапорта покачала головой. – Как с таким отношением ее вообще взяли на борт?
– Мы отправились в путь много лет назад.
– Разве я изменилась? Или ты? – Она сочла молчание за согласие. – Мы – споры. Мы не меняемся.
Я развела руками, соглашаясь:
– Думаю, мне надо с ней поговорить.
– Она в твоем распоряжении, – сказал Гернье. – Мы – спать.
– Пока еще какая-нибудь херня не случилась, – добавила Лапорта.
– А у тебя джемпер можно взять? – Я еле заметно дрожала; Шимп не дал мне времени одеться.
Она разделась, передала одежду мне.
– Еще что-нибудь?
– Есть один вопрос.
Они воззрились на меня.
– Народ, кто-нибудь из вас видел парня с тарантулом?
– Лиан?
– Сандей? Ты почему не спишь?
– Меня Шимп разморозил. И что тут происходит?
– Заходи. Узнаешь.
Она заблокировала свой канал. Другого способа посмотреть, что она будет делать, не оставалось. Я склонилась к просвету.
– Отключайся, – сказала она. – Я тебя пригласила. И больше ничего.
Я вздохнула, отрубила МИН, мозговой интерфейс, и забралась к ней с безоружными глазами. Внутри было не разогнуться. Я на четвереньках поплелась вперед в серой масляной тьме. Магистраль – широкий плоский кабель-канал, вдобавок служащий полом, – была сделана из упругого эластомера. А в остальном вокруг шли трубы и оптоволокно, торчали кронштейны, скобы, гудели колючие электрические разряды.
Где-то в четырех метрах от входа, в углублении, притаилась как зверь Лиан. Лицо у нее казалось на удивление изможденным для человека, который проспал несколько эпох.
Она вскрыла магистраль.
– Ты меня извини. За то, что тебя вытащили из постели, да и вообще.
– Ты все это спланировала?
Она покачала головой:
– Я не хотела попадаться на глаза. Но… рада, что ты здесь. Раз уж кого-то послали.
Лиан прирастила шунт, где-то тридцать сантиметров оптоволокна; вроде бы сенсорный, но без интерфейса я не могла сказать точно. Правда, цепь пока не функционировала; основная линия осталась нетронутой. Возможно, Лиан как раз хотела ее перерезать, когда вмешался Буркхардт.
Я посмотрела на нее:
– Это что за…
Но Лиан тут же прижала палец к моим губам:
– Ш-ш-ш… Если сама не понимаешь, то я объяснять не буду. Я тебе доверяю, но это не значит, что…
– Да я отрубила МИН, Ли. Как ты и просила.
– Ты что, реально думаешь, у него нет аудиодатчиков в туннеле? Ты думаешь, он не слышит нас прямо сейчас…
– Тогда что я тут делаю? Если ты не собираешься…
– Да не знаю я, понятно? Я запаниковала. И… и сейчас мне явно не помешала бы дружеская рука.
Я вздохнула:
– Ладно. Поищем местечко потемнее. Там, где он нас не услышит, если это так важно. Но там ты мне все сразу объяснишь. Ясно?
Она на мгновение задумалась. Потом быстро кивнула.
Я махнула рукой в сторону кабель-канала.
– Закрой его, – и поползла на выход вперед задницей. – Я знаю хорошее местечко.
На «Эриофоре» куча слепых пятен: всякие темные нычки в соединительных туннелях и разных закоулках; еще можно было спрятаться за здоровыми агрегатами, куда никто не догадался воткнуть камеру. Были даже точки – рядом с линиями электропередачи, где в мощном напряжении тонули миллиамперные сигналы, связывающие искусственные мозги с натуральными, – где Шимп терял зрение и не видел наши кортикальные линки.
Но мы отправились не туда. Мы нырнули глубже, летели с бешеной скоростью по безвоздушным туннелям с ребрами сверхпроводников, и я наполовину ослепла, и мне это совсем не нравилось.
Нет, иногда, конечно, ты отрубал линк: когда спал, когда сидел в каюте, занимался сексом, играл или странствовал. Отключался, когда не хотел отвлекаться на автономные мелодии и ритмы огромного каменного зверя, в котором мы жили.
Но не на смене. Не в открытом пространстве. Безоружные глаза ни черта не видят, только образы без всяких пояснений. Я чувствовала себя искалеченной; как будто могу куда-нибудь повернуть и заблудиться навсегда. Забыть имена людей, которых знала всю свою жизнь. Посмотреть на самый обыкновенный предмет и даже не понять, что это такое торчит передо мной.
А самое главное, эта добровольная слепота даже не дала нам приватности; у Шимпа датчики торчали и в этой капсуле, и в любой другой. От мелкого бунта Лиан он лишился разве что парочки и так избыточных видов от первого лица.