Консерваторы упорно боролись за «маленькое государство»: меньшие государственные расходы, меньшее число государственных служащих, более слабое регулирование.
Презумпция состояла в том, что государство с неизбежностью неэффективно. Даже если в работе рыночного механизма возникают проблемы, государственное регулирование неизбежно ухудшит дело, следовательно, лучший курс заключается в том, чтобы просто предоставить все самокоррекции рыночного механизма. Но только неочевиден был ответ на вопрос, являются ли связанные с этим потери и неэффективность неизбежными?
Администрация Клинтона приходила в ужас от расточительности многих федеральных программ и неэффективности многих схем регулирования, — и мы на самом деле пытались каким-то образом решить эти проблемы, отчасти считая, что, не убедив избирателей в том, что деньги, которые они платят государству, расходуются с пользой, а системы регулирования направлены на нужные цели, мы потеряем их поддержку. В то время, как Рейган и Буш обрушивали критику на государство, занятость в государственном секторе за время их президентства фактически возросла. За годы правления Клинтона доля служащих федерального правительства в общенациональной рабочее силе снизилась до уровней невиданных со времен Нового курса, что явилось примечательным достижением в свете новых задач, решение которых оно взяло на себя в семидесятые годы, явившиеся периодом усиления государственного вмешательства в социально-экономическую жизнь (включая Систему социального страхования, программу Медикэр и прочие программы, затрагивающие жизнь каждой американской семьи)[16]. Однако мы провели эти сокращения не с целью окончательного устранения государства, но с целью нового укрепления его роли — не только в национальной обороне, но и в развитии технологий и образования, обеспечения страны инфраструктурой и повышение безопасности во всех областях, включая здоровье нации и экономическую безопасность. Демонстрируя, что государство может быть эффективным и инновационным, мы надеялись на возобновление поддержки государства электоратом в тех его начинаниях, которые входят в сферу государственной компетенции.
(обратно)АМЕРИКАНСКИЕ ПРОВАЛЫ ЗА РУБЕЖОМ
Подъем и падение мировой экономики были в любом случае даже более сильными, чем в Америке, и неразрывно переплетались с американскими. С окончанием холодной войны и началом глобализации мы получили возможность построить новый мировой порядок, базирующийся на американских ценностях, отражающий наше понимание баланса между государством и рынками, распространяющий социальную справедливость и демократию на весь мир. Администрация Клинтона достигла некоторых примечательных успехов в попытках построения нового мирового экономического порядка, к которым надо прежде всего отнести Североамериканское соглашение о свободной торговле (North American Free Trade Agreement, NAFTA), объединившее Мексику, Соединенные Штаты и Канаду в величайшую в мире зону свободной торговли, а также завершение так называемого Уругвайского раунда международных торговых переговоров, создавшего Всемирную торговую организацию в целях содействия регулированию международной торговли. Эти соглашения обещали принести несметные выгоды нашей экономике, такие как сокращение издержек потребителей, стимулирование экономического роста и создание новых рабочих мест в результате выхода на новые рынки. Планировались еще и другие торговые соглашения — между странами Северной и Южной Америки, а также странами Азиатско-Тихоокеанского региона.
Но сегодня, оглядываясь назад на эти соглашения, и видя при этом волну протестов по всему миру, чувствуя, как бьется пульс антиамериканизма, мы начинаем понимать, что как всегда снова получилось что-то не так, как надо{16}. За этим протестами стоят более глубокие симптомы. Зачастую глобализация отнюдь не привела к обещанным благам. За исключением Азии (где большей частью не следовали рекомендациям относительно роста и развития которых предлагали Соединенные Штаты) бедность увеличилась, и кое-где очень резко. За десятилетие реформ и глобализации девяностых годов рост в Латинской Америке составил чуть более половины того, что имел место в пятидесятые, шестидесятые и семидесятые годы. Неудивительно, что это не могло быть воспринято с удовлетворение. Разрыв между имущими и неимущими — как между Соединенными Штатами и развивающимся миром, так и между богатыми и бедными в самих развивающихся странах — увеличивался. Даже многие из тех, кто относил себя к более обеспеченным, чувствовал свою возросшую уязвимость. Аргентина была разрекламирована в качестве первого ученика реформ. Глядя на постигшую ее катастрофу, развивающиеся страны задавали себе вопрос: если это результат реформ, то какая же участь ожидает нас? И по мере того, как распространялись безработица и чувство уязвимости, а плоды весьма умеренного роста в совершенно непропорциональной мере обогащали богатых, возрастало осознание социальной несправедливости.