ПОЛИТИКА ПРОВАЛОВ
Когда экономические советники президента Клинтона собрались в Вашингтон, мы были хорошо подготовлены к решению многих проблем, связанных с тем, как возникают и лопаются «мыльные пузыри»; проблемы восстановления баланса между ролью коллективного и частного действия, между государством и электоратом; и мы стояли при этом на платформе «поставим на первое место интересы народа», а не «поставим на первое место финансовые интересы». Мы знали, что существуют конфликты интересов; мы знали, что рыночные механизмы, предоставленные самим себе, часто не срабатывают, мы знали, что в экономике есть место для государственного регулирования. И более широкое понимание общего интереса, которое привело нас на государственную службу, было залогом того, что мы не должны были поддаваться на аргументы апологетов свободного рынка, в основе которых лежали их собственные корыстные интересы. Демократы уже длительное время выступали против налоговых льгот для прибыли от переоценки капитала, и тем не менее прошло лишь немного времени после того, как мы собрались в Вашингтоне, а мы уже переметнулись в лагерь сторонников этих льгот.
Из всех ошибок, допущенных нами в Вашингтоне в Ревущие девяностые, самые тяжелые явились следствием нашей недостаточной приверженности нашим собственным принципам и недостатка видения. У нас были принципы. Когда администрация приняла власть, большинство из нас знали, против чего мы выступаем. Мы были против рейгановского консерватизма. Мы знали, что необходима иная и более широкая роль государства, что нужно уделить большее внимание бедности и обеспечить образование и социальную защиту для всех; что следует усилить защиту окружающей среды. Близорукая сосредоточенность на финансах и бюджетном дефиците вынудила нас отложить в сторону эти пункты нашей программы.
Мы были слишком озабочены правами гражданина и человека, новым интернационализмом, демократией. В период холодной войны мы сдружились с жестокими диктаторами, обращая мало внимания на то, каковы их цели, и что они делают; довольствуясь просто тем, что они стоят на нашей стороне в борьбе против коммунизма. Окончание холодной войны дало нам возможность более свободно выступать за традиционные американские ценности — и мы это делали. Мы выступали за демократические правительства. АИД[18] — ведомство правительства США, предоставлявшее помощь иностранным государством, стало расходовать больше средств на поддержку демократии. Но опять-таки под влиянием финансовых кругов мы проталкивали за рубежом набор реформ, основанных на рыночном фундаментализме, не обращая внимания на то, что наши действия подрывали демократические процессы{19}.
Почему мы оказались не в состоянии следовать нашим принципам? Легко взваливать вину на других — унаследованный нами бюджетный дефицит ограничивал сферу наших возможностей, равно как и консервативный Конгресс, избранный в 1994 г. Но я думаю, что мы частично стали жертвой своих успехов. В самом начале правления администрации широкая программа решения проблем Америки была отодвинута в пользу решения узкой проблемы бюджетного дефицита. Началось оживление экономики, его приписывали сокращению дефицита, и соответственно резко возрастало доверие к тем, кто выступал в защиту сокращения дефицита. Если они теперь начинали проповедовать дерегулирование, мы склонялись перед их мудростью. Если они выступали за дерегулирование в стране, представителями которой они являлись, мы должны были быть к ним особенно внимательными — ведь в конце концов кто же больше понимает механизмы финансовых рынков, чем финансисты. Так в эйфории от наших кажущихся успехов, мы отбросили двухсотлетний опыт в отношении проблем, вытекающих из конфликта интересов — не говоря уже об уроках недавних успехов в области экономической теории информационной асимметрии.