Внутри шкатулки помещены выполненные так же мастерски шесть узорчатых квадратных коробочек с разноцветными костяными фишками, ручками-держателями для мелков, щеточками и прочими аксессуарами. Останавливая взгляд на этой костяной шкатулке для карточной игры, невольно поражаешься — насколько мастеровитым был художник.
Шкатулка для карточных принадлежностей. Первая четверть XIX в. ГЭ. ЭРК-730. 7,5×27,5×22,5
Шкатулка для карточных принадлежностей. Деталь. ЭРК-730
Десятки произведений этого времени объединяют простые формы и строгое оформление, состоящее из различных сочетаний гравированного и сквозного узора из косых сеток, лавровых венков, кариатид, акантовых побегов, меандровых поясков. Все эти элементы классической орнаментации переходят и на более поздние вещи, вплоть до середины XIX века, приобретая черты сухости и раздробленности. Интересной работой косторезов первой четверти XIX века явились портретные пластины с изображением М. В. Ломоносова. Прямоугольная рама крайне типична для орнаментальной резьбы северно-русских резчиков этого периода — гирлянда, плавно вьющаяся по сетчатому фону. То, что холмогорские косторезы обратились к портрету великого земляка, вполне естественное явление. В основу резного портрета они положили гравюру Фессара и Вортмана, выполненную еще при жизни Ломоносова. Ученый сидит за столом рядом со шкафом, где расставлены книги, реторты и другие предметы; позади него оконный проем, сквозь который виден лесной пейзаж с постройками. Как известно, Фессар представил за окном морской пейзаж. По рекомендации Ломоносова на гравюре Вортмана он был заменен видом на Усть-Рудицкую фабрику — детище великого ученого. Именно там началась его работа в области химии, в области выплавки цветного стекла и смальт, что в дальнейшем привело к производству цветного стекла на Казенной мануфактуре в Петербурге, а также к созданию мозаик. Косторезы, резавшие пластины с портретом Ломоносова (известно их несколько — в музеях Ленинграда и Москвы), не все в равной мере были блистательными художниками. Однако определенную прелесть каждый из портретов, несомненно, имеет. Не случайно современники с интересом отнеслись к этим работам, и на одной из них появилась надпись: «Милостивому государю Павлу Петровичу Свиньину в знак уважения и в память от Панаева 5 марта. 1826 г. С. Петербург»[30].
В. И. Панаев и П. П. Свиньин были страстными собирателями произведений отечественного искусства. Последний издал в 1829 году каталог, озаглавленный «Краткая опись предметов, составляющая русский музеум Павла Свиньина». В этой описи уже значится данный портрет (собрание Государственного Русского музея), который был получен П. П. Свиньиным во время работы над вновь открытыми рукописями М. В. Ломоносова и опубликованными им в 1827 году. Видимо, Свиньин включил в свою коллекцию эту пластину-портрет не только из этнографического интереса к культуре русского народа и его истории, но и из-за своеобразного высокого профессионального мастерства ее исполнения.
Пластина с портретом М. В. Ломоносова. Начало XIX в. ГЭ. ЭРК-689. 29×23
Любовь к русской истории со стороны косторезов проявилась в том, что они неоднократно обращались к теме героического плана через воспроизведение популярных гравюр, как, например, «Кутузов на Бородинском поле» Карделли или известной работы «Минин и Пожарский» И. П. Мартоса. Судя по литературным данным, впервые подобную группу создал И. Ф. Лопаткин, потомственный холмогорский косторез, награжденный в 1827 году серебряной медалью «За полезное». Он также известен как первый организатор косторезной школы на дому для желающих познать тайны этого тонкого искусства. По-видимому, в конце 1830-х — начале 1840-х годов им была выполнена резная костяная икона «Тайная вечеря». Приходится лишь сожалеть, что мастера не ставили подписи на своих произведениях. Трудно сказать, какая из икон на этот сюжет из числа сохранившихся принадлежит Лопаткину.
30
ГРM — ОПИ — 148,2×20,5×16,6; из собрания Карабанова. До 1932 г. 30/IV находился в коллекции ГЭ, входил в состав вещей Галереи драгоценностей. Архив ГЭ, ф. 1, оп. IV-3, д. 2, № 3290; Путеводитель по кабинету Петра Великого и Галерее драгоценностей. СПб., 1902, с. 84. Воспроизведен у М. Рехачева, Б. Зубакина, Д. Бабкина; М.—Л., 4870—17, поступил из ГИМа. С. Исаков, Д. Бабкин, Б. Зубакин и М. Рехачев предполагают, что он принадлежит руке Ф. Шубина; ГЭ, ЭРК-689, 29,8×23, кость, резьба, рог. Об одном из них (собр. Музея М. В. Ломоносова), как выяснила М. Е. Глинка (см.: М. В. Ломоносов. Опыт иконографии. М.—Л., 1961, с. 32, 33), писал в 1828 г. из Вятки преосвященник Кирилл, епископ Вятский и Слободский, к секретарю Общества истории и древностей российских при Московском университете (см.: Труды и летописи Общества истории и древностей российских, учрежденного при Императорском Московском университете. Ч. 8. М., 1837, с. 14). В. И. Панаев (1792—1859) был писателем, печатавшимся в «Сыне Отечества», «Благонамеренном» и ряде сборников и альманахах, кроме того, увлекался коллекционированием картин и различных художественных произведений. П. П. Свиньин (1787—1839) являлся также литератором, художником, сотрудничал в ряде журналов — «Отечественные записки», «Сын Отечества» и пр. — и собирал свой собственный музей. Проявлял большой интерес к русскому народу, был сторонником этнографического начала в литературном труде (см.: Русский биографический словарь. СПб., 1902, с. 170-171; 1904, с. 218-221). Если бы авторство данной пластины-портрета было известно П. Свиньину, то, вероятнее всего, мы нашли бы это в каталоге «Краткая опись предметов, составляющих русский музеум Павла Свиньина. 1829 года». СПб., 1829, с. 20, № 23.