– Понимаю.
Кажется, Элспет сбивает с толку этот покорный ответ, и она явно сглатывает слюну.
– Знаешь, Шон заходил сюда пару раз.
– Угу?
– Поперву все шло хорошо, приятно было его повидать. – Она улыбается, но затем мрачно качает головой. – А потом, когда он покатился по наклонной, приходил сюда тока деньги клянчить.
– Я все верну.
– Дело не в этом. – Элспет поднимает бокал. – Я не хотела, чтоб он ошивался вокруг Томаса и Джорджа. Они хорошие ребята. Но брали с него пример – он ведь старше и их двоюродный.
Фрэнк пытается все обмозговать. Шон, его племяши, этот дом в Мюррейфилде. Довольно сносный, но, конечно, никакого сравнения с его собственным роскошным доминой в Калифорнии, размышляет он с некоторым удовлетворением. Когда он был пацаном в Лите, Мюррейфилд казался курортом для миллионеров, а сейчас, под его критическим взглядом, выглядит (по крайней мере, эта его часть) обычным серым, убогим райончиком, куда совершенно незачем стремиться. Но голова уже трещит от статики, и он зевает во всю глотку.
– Слышь, у меня слегонца десинхроноз. Ничё, если я прикорну малехо?
– Не вопрос, – говорит Элспет и проводит его в комнату для гостей.
Франко раздевается до трусов и залезает под пуховое одеяло. Наслаждаясь возможностью лечь и растянуться после тесного самолета, он погружается в беспокойный сон с обрывистыми сновидениями. Проходит пара часов, и он просыпается от шума с первого этажа. Вбив номер Терри в айфон, он делает небольшую разминку, после чего немного боксирует с тенью в зеркале во весь рост, отжимается сто пятьдесят раз, а затем принимает душ.
Мальчики, Джордж и Томас, десяти и девяти лет, вернулись из школы. Они смотрят на него в полном восторге. После светских любезностей о полетах и Америке Джордж решается сказать:
– Мама говорила, ты в тюрьме сидел.
– Джордж! – шипит Элспет.
– Не, всё норм, – улыбается Франко. – Да, сидел.
– Ничёссе… наверно, чё-то плохое сделал, да?
– Чё-то плохое, – подтверждает Франко, – но больше дурацкое. Из-за этого на нары и попадают. Но вы, по ходу, пацаны умненькие и такими глупостями заниматься не будете. Ну, как там в школе?
Ребята охотно рассказывают о своих буднях, и, болтая с ними, Франко поражается, как сильно он на самом деле любит племяшей. Даже Элспет веселеет, и он показывает ей фото своих девочек на айфоне.
– Красивые, – говорит она чуть ли не с осуждением, как бы подразумевая, что рано или поздно он их погубит.
Приходит с работы Грег, муж Элспет. Он немного набрал вес, а волосы поредели.
– Фрэнк! Рад видеть. – Он протягивает руку и крепко пожимает ладонь Франко. – Хотя и жаль, что по такому случаю, – хмуро поправляет он себя.
– Ага, я тебя тоже, спасибо, – выдавливает Франко, думая о том, что Грег похож на классического британского менеджера среднего звена: уставший, затюканный и придавленный гнетущим осознанием того, что он достиг своего потолка и следующей крупной переменой в жизни будет еще далекий выход на пенсию или, в худшем случае, не такое уж далекое сокращение. – Как работа?
– Ой, не спрашивай, – качает головой Грег.
«Больно надо мне тебя спрашивать», – думает Франко.
Но Грег дружелюбен, как и его сыновья, и ему охота поболтать.
– Ходят слухи о слиянии. Ничего хорошего, Фрэнк. – Он выглядывает в окно и, тяжело вздохнув, повторяет: – Ничего хорошего.
После ужина (Франко поражает, что сам он тоже называет его ужином, а не «чаем») мальчики расходятся по своим комнатам, а Грег серьезнеет и попивает виски, пока Элспет загружает посудомоечную машину на кухне.
– Просто восхищаюсь тобой, Фрэнк, – как ты изменил свою жизнь с помощью искусства. Наверно, получаешь большое моральное удовлетворение.
– Ну да, деньги – это круто.
– Всегда мечтал написать великий шотландский роман… – с тоской, нараспев произносит Грег, показывая на книжный шкаф. – Даже прошел курс писательского мастерства…
Проследив за взглядом Грега, Франко видит «знакомые все лица» и обнаруживает, что большинство читал.
– В школе говорили, я классно рисую, но я никогда не замечал. Раз намалевал картинку с черным солнцем. Учителю аж башню снесло: «Черное солнце, Фрэнсис Бегби?» Но меня приколол сам образ черного солнца – как черная дыра в космосе. Засасывает все во мрак: откуда мы пришли, туда и уйдем.