Она повернулась и прошла к Грэсии. На спине у нее, от правой лопатки до поясницы тянулся длинный шрам. Шерсть там росла плохо, едва скрывая его. Почти дойдя до стола, она обернулась и кивнула в сторону Алекс.
— Мне ее подержать?
— Спасибо, в этом нет необходимости, — ответил я, на что она разочарованно вздохнула.
Задерживаться в гостях у Грэсии я не стал. Чувствовал себя не в своей тарелке. Они вспоминали общих знакомых, говорили о родных. Выпил чашку чая, сослался на важное дело и откланялся. Терес встретила меня на пороге, прячась от дождя под козырьком. Не знаю, как они уговорили ректора, но тот разрешил асверам заходить за мной после девяти вечера, когда на территории почти никого не оставалось.
— Зонтик, — сказал я Терес. Она бросила на меня уничижительный взгляд, всем видом показывая, что дождь ей не повредит. Я устало вздохнул. — У меня и так в комнате сырость, так ты еще воды добавишь. А я хотел поговорить.
Еще один взгляд и она юркнула под зонт, беря меня под руку. Так мы и пошли, провожаемые взглядом любопытных карих глаз, следящих за нами из окна.
— Надо бы попросить у госпожи Грэсии какой-нибудь эликсир для роста, — проворчал я. Рядом с Бристл и Терес я чувствовал себя карликом, хоть и был ниже всего на полголовы. Знать бы как при такой небольшой разнице в росте они умудрялись вечно смотреть сверху вниз. Вот и сейчас Терес вопросительно приподняла бровь, глядя именно так. — Говорю, с оборотня мы проклятие сняли, — Еще две недели назад я сказал об успешном эксперименте над оборотнем. Имя Алекс я не называл, но уверен, Терес все знала. Да тут надо быть непроходимым глупцом, чтобы не догадаться.
— Это хорошо, — отозвалась она без особой радости в голосе.
— Я вот что думаю, может с кого-нибудь из вас попробовать эту штуку вытащить. Без Грэсии страшно, но не думаю, что сделаю хуже…
Терес резко остановилась, и я едва не полетел в лужу. В последний момент она удержала меня за руку.
— Ты можешь снять…? — удивленно произнесла она.
— О чем я тебе вот уже две недели рассказываю? — недовольно проворчал я.
Мы вышли за ворота и двинулись по опустевшей улице. Как назло, в приделах видимости не мелькал ни один экипаж. Если первую половину пути Терес смотрела по сторонам, то до самого дома она все время косилась на меня, вцепившись в руку так, словно боялась, что я сбегу.
Дома было душно от влажности, но открывать дверь на балкон я не спешил. Не хватало только сквозняка. Болеть госпожа Грэсия мне не даст, даже если захочу, но вот насморк, на ночь глядя, точно схлопочу. Терес зажгла обе имеющиеся в наличие магические лампы и плотно зашторила окна. Вручив ей полотенце, ушел переодеваться.
— Вот, сколько просил купить мне подставку для чайника, — сказал я, выглядывая из-за створки шкафа. — Даже чаю горячего гостям предложить не могу…
Видя, как она вытирает волосы, глядя в пустоту перед собой, вспомнился наш прошлый разговор, во время которого я умудрился заработать пару шишек.
— Что нужно, чтобы… извлечь проклятие? — спросила Терес, когда я впервые поведал ей об успешном излечении оборотня. Мы тогда засиделись допоздна в моей комнате.
— Для начала неплохо бы узнать, что оно делает. Потом посмотреть бы на него вблизи, — сказал я, покачиваясь на ножках стула. Терес сидела как раз напротив, сверля меня взглядом. Каждый раз, когда речь заходила о проклятье или даже косвенно касалось его, она вела себя странно. Менялось выражение лица, как сейчас, например, а взгляд становился колючим и угрожающим. На счет других не скажу, так как она разрешила касаться этой темы, только когда мы оставались наедине.
Минут десять молчали. Я особо не торопился.
— Нам очень трудно зачать ребенка, — наконец сказала она. — Если бы не… ритуал, среди нас остались бы одни старики.
— Жертвоприношения?
— Способ придумали маги. Ослабить проклятие, — на скулах ее на секунду вздулись желваки. — Но даже так, в девяти случаях из десяти, новорожденные не делают первого вздоха.
— Понимаю…
Договорить я тогда не успел. Что-то врезалось мне в лицо, опрокидывая со стула. Я кубарем полетел по полу, докатившись до самой кровати. Когда же мир перестал вращаться, я осознал себя лежащим на полу, а Терес сидела сверху. Глаза ее приобрели чернильно-черный цвет. Даже зрачков не видно. Клыки удлинились на добрых два сантиметра, выглядывая из-под верхней губы. Страшно, аж жуть.
— Не понимаешь, — прошипела она. — И никогда не поймешь, что значит после стольких страданий не услышать первый крик собственного ребенка. Он живет внутри тебя, толкается…