— Так и вышло.
— Тогда почему вы так взволнованы?
— Я стал свидетелем жуткой схватки в космосе.
— Свидетелем? А где же находились сами?
— На Земле. — Орр вкратце изложил сновидение, опустив лишь единственно гусака. — Только вот не знаю, то ли они сбили одного из наших, то ли наоборот.
Хабер рассмеялся:
— Да уж, жаль, что ваш сон нельзя записать визуально. Вот бы вышло захватывающее зрелище! Ведь на самом-то деле столкновения эти происходят на таких скоростях и на таком удалении, что человеческое зрение тут просто бессильно. Несомненно, ваша версия куда красочнее реальности. Звучит, как пересказ доброго старого боевика семидесятых. Сколько я перевидал их пацаном… И все же, отчего вам привиделась батальная сцена? Внушение-то было на мирную тему.
— Мирную? Увидеть сон про мир на планете — именно так вы велели?
Хабер, занятый переключением клавиш на пульте Аугментора, ответил не сразу.
— Порядок, — сказал он наконец. — Что ж, давайте на сей раз, в порядке эксперимента, сравним внушение с содержанием сна. Может, прояснится причина негативного результата. Я сказал… нет, лучше поставить запись. — Хабер сдвинул панель на стене.
— Вы записывали весь сеанс?
— Естественно. Обычное в психиатрии дело. Вы не знали?
«Откуда мне знать? — ответил про себя Орр. — Откуда, если магнитофон скрыт, сигналов не издает, а вы и словом не обмолвились?» Но ничего не сказал. Может быть, так у них принято, может, и нарушение, продиктованное высокомерием доктора — в любом случае ничего не попишешь.
«…Вот мы близко, мы почти у цели, мы уже в трансе, Джордж. Погружаемся…» — Мягко щелкнув, магнитофон смолк.
— …Э-эй, Джордж, не отключайтесь! Ну-ка очнитесь!
Орр тряхнул головой и усиленно замигал. Конечно, это всего лишь запись, но ведь он под завязку набит депрессантами.
— Все в порядке, малость промотаем.
И снова голос Хабера в записи: — «…мирную жизнь. Никакого более массового истребления людьми себе подобных. Конец кровопролитным сражениям в Ираке, прочих арабских халифатах и эмиратах. Мир на священной для всех народов планеты земле Израиля. Конец геноциду в Африке. Нет — грудам ядерного и биологического оружия, способного уничтожить все живое на Земле. Нет — разработкам новых средств и способов уничтожения людей. Миру
— мир! Мирное сосуществование как единственно возможное на Земле. Все названное должно присутствовать во сне. А сейчас переходим непосредственно к засыпанию. Когда я произнесу…»
Хабер резко оборвал воспроизведение, чтобы Орр, услышав пароль, не отключился снова.
Орр задумчиво потер лоб.
— Что ж, — процедил он. — Я в точности исполнил вашу инструкцию.
— Не думаю. К чему же тогда эта битва в прилунном простра… — Хабер умолк так же внезапно, как только что его голос в записи.
— Окололунном, — поправил Орр, даже немного сочувствуя Хаберу. — Когда я засыпал, «прилунном» еще не говорили. А как там сейчас обстоят дела в Израгипте?
Искусственное словечко из предыдущей реальности, прозвучав в новой, произвело едва ли не магическое действие — оба физически ощутили вокруг него некую зыбь, смысловую аберрацию, столь же явственную, как на картинах Дали.
Теребя знакомым Орру жестом курчавую каштановую бородку, Хабер нервно зашагал по огромному кабинету. Такое обычно предшествовало очередному выбросу из неиссякаемых импровизационных источников, но, заговорив, он на сей раз не торопился и взвешивал каждое слово:
— Любопытное использование «космического зонта» как символа или метафоры мирной жизни, как своеобразной антитезы войне. Недурно, весьма недурно. И весьма деликатно. Собственно, сны ведь всегда деликатны. Бесконечно деликатны. Чем же в действительности обернулась для нас эта угроза, эта внезапная опасность вторжения враждебно настроенных и крайне неразговорчивых пришельцев? Первое — заставила прекратить все и всяческие междоусобицы и обратить военные приготовления вовне. Второе — напрячь все силы объединенного человечества, обрушить всю его техническую мощь лишь на космического супостата. Если бы не пришельцы, то кто знает? Может, мы до сих пор кромсали бы друг друга на Ближнем Востоке.
— Из огня да в полымя, — горько вздохнул Орр. — Неужели вы не видите, док, что это единственное, чего вам удалось от меня добиться? Не подумайте только, что я в чем-то помешал, что затевал расстроить ваши планы. Прекратить войну как раз хорошая мысль, тут я полностью согласен, обеими руками за. Кстати, на прошлых выборах я голосовал за изоляционистов и лишь потому, что Харрис обещал вытащить нас из кровавой ближневосточной каши. Тем не менее ваша затея провалилась — видимо, мое подсознание не в силах вообразить мир без войны. Лучшее, что сумело оно предложить, — заменить один вид войны другим. Вы просили прекратить истребление людьми себе подобных? Пожалуйста, вот вам пришельцы взамен! Ваши идеи мне нравятся, представляются вполне разумными, но дело-то приходится иметь не со мной — с моим подсознанием. На уровне рассудка я, может статься, и сумел бы воспринять картину, в которой все человеческие расы отказались от взаимоистребления; рассудком воспринять такое даже легче, чем уразуметь причины войн, зачастую весьма загадочные. Вам же приходится оперировать чем-то, рассудку вовсе неподвластным. Вы пытаетесь достичь благих, гуманных целей при помощи инструмента, для того не предназначенного. Кто знает, могут ли вообще сны быть гуманными?