— А почему вы, Джордж, просто не переместили нас в иной континуум, где всего этого дерьма и в помине бы не было? Ведь это куда легче. И все остались бы целы и невредимы. Почему вы просто не устранили пришельцев?
— Я ведь не выбираю, — ответил Орр. — Вы еще не поняли этого? Я следую.
— Разумеется, вы следуете моему заданию, это понятно, но никогда полностью, без затей, никогда — прямо и просто…
— Я имею в виду совсем другое, — начал было Орр, но на линии уже прорезался голос личного секретаря, и, пока Хабер беседовал, Орр выскользнул из кабинета — без сомнения, за своей кралей. Ну и черт с ними обоими!
В ходе беседы сперва с секретарем, затем с самим Рентовом к Хаберу стала возвращаться привычная былая уверенность, чувство, что все идет на лад, что космические чужаки действительно прирожденные пацифисты и что он вполне способен убедить в том Рентова, а через него и президента вместе со всем Генеральным штабом. И Орр тут действительно ни к чему. Хабер уже видел, что следует сделать, он вполне мог вытащить свою страну из дерьма и сам, без помощи слизняков.
Глава 9
Кому снятся пиры, те проснутся в стенаниях.
Шла третья неделя апреля. Еще на прошлой Джордж договорился с Хитер о свидании в нынешний четверг, в перерыве на ленч и снова у Дейва, но, уже покидая на перерыв свой офис, понял, что снова ничего путного из этого не получится.
В памяти Орра царила такая неразбериха, такая мешанина из множества клубков различных его жизней, что припомнить что-либо отчетливо и вовремя представлялось уже совсем невероятным. И, махнув на все рукой, Орр зажил единственно текущим мигом. Словно дитя малое, обретающееся в мире сиюминутных потребностей, лишь среди «здесь и сейчас», Орр дивился всему и ничему уже не удивлялся.
Нынешний его офис располагался на третьем этаже бюро гражданского проектирования, а пост, который он здесь занимал, был куда солиднее всех прежних должностей — руководитель группы проектирования парков юго-восточного предместья в составе комиссии городского планирования. Но службу свою теперь он не любил, душа к ней отнюдь не лежала.
Во всех прежних воплощениях Орру удавалось сохранить работу, неотъемлемую от рейсшины с кульманом. Вплоть до сна в минувший понедельник, когда Хабер, затеяв настоящий государственный переворот, столь радикально перетряхнул общественную систему, что Орр против воли пополнил собой ряды муниципальной номенклатуры. Джордж никогда, ни в одном из прежних вариантов, не искал себе бюрократической синекуры, не его это стиль; все, что он умел и любил, — это дизайн, поиск совершенных очертаний вещей и скрытой в них формы, но пока еще этот его талант ни разу не нашел себе истинного применения. А нынешняя должность, которую он занял пять лет назад, вообще уже выходила за все и всяческие рамки. И Орра это весьма тревожило.
До прошлой недели в снотворческих перевоплощениях Орра хотя бы прослеживалась преемственность, некая связность, неразрывность основных жизненных линий. Всегда Орр стоял с карандашом за кульманом, всегда жил на Корбетт-авеню. Даже в той жизни, что так печально завершилась на бетонных ступеньках догорающего дома, в мертвом городе посреди разрушенного агонизирующего мира, даже в той ужасающей реальности, прежде чем окончательно утратили свой смысл слова «работа» и «дом», преемственность соблюдалась. И после всех остальных снов, во всех жизнях, сохранялись неизменными и куда более важные вещи. Орр изменял микроклимат, но незначительно, парниковый эффект всегда сохранялся как неотъемлемое наследие середины прошлого века. Незыблемостью отличалась и география — все континенты всегда оставались на положенных местах. Это относилось и к границам государств, натуре человека и многому, многому другому. Если Хабер и пытался облагородить человеческую расу, то пока, видимо, потерпел фиаско.
Но доктор, похоже, чему-то с тех пор все-таки научился — последние два сеанса изменили мир куда радикальней, чем прежде. Орр по-прежнему проживал на Корбетт-авеню, в тех же трех комнатах, слабо припахивающих марихуаной «М.Аренса, управляющего», но стал уже чистой воды бюрократом, служа в высотном здании в самом центре города, который тоже переменился до неузнаваемости. Выглядел он теперь столь же величественно, как в одном из прежних вариантов, в том, где человечество не изведало прелестей Великого Мора, но стал при этом куда основательнее и уютнее. Претерпела кардинальные изменения и политическая система.