Фадеев резко взял ручку на себя. Набирая высоту, услышал голос Богданова:
- Ведущий "юнкерс" горит!
Взглянув назад, увидел Овечкина и еще один дымящийся бомбардировщик. Эх, чуть-чуть не хватило огонька, надо бы добить, но "мессершмитты", вначале ошеломленные атакой и заметавшись со страху, уже пришли в себя и, разделившись на две группы, вступили в бой. Одна четверка пыталась преградить путь группе Давыдова, другая стала набирать высоту, стремясь добиться превышения над Фадеевым. Как ни лаком был кусочек - подбитый Овечкиным "юнкерс", Анатолий не стал его добивать, а стремительно бросился в атаку на четверку "мессеров".
"Заволновались, гады, неловко себя чувствуете, когда мы выше", подумал Анатолий и, свалив самолет на левое крыло, резким маневром зашел в хвост ведомому второй пары и дал очередь. "Мессер" задымил. Фадеев энергично перевел свой самолет в левый боевой разворот и навскидку, как сибирский охотник, дал очередь по ведущему первой пары - "мессеры" почти одновременно понеслись к земле.
Анатолий с Васей бросились в преследование. Скорость - более шестисот километров, самолет гудит и трясется. Как бы не развалился в воздухе, подумал Фадеев и перевел самолет в набор высоты, зашел в хвост второй четверке "мессеров", которая пыталась в этот момент атаковать Богданова, и дал длинную очередь по замыкающему. Ведомая пара "мессеров", сделав переворот через крыло, метнулась вниз.
Фадеев, видя, что комэску опасность больше не грозит, направился на помощь Давыдову, который вместе с комиссаром атаковал бомбардировщики.
Отогнав последнюю пару истребителей противника, Богданов с Гончаровым набросились на "юнкерсов". Под меткими, очередями шестерки советских истребителей "юнкерсы" запаниковали. Не доходя до цели, они начали освобождаться от груза и возвращаться на запад. Но не всем было суждено вернуться целыми и невредимыми. Один за другим вспыхивали бомбардировщики и, объятые пламенем, падали на русскую землю.
В горячке боя никто не обратил внимания на горючее, и только после того, как комиссар крикнул: "У меня горючего - ноль", - Фадеев взглянул на свой бензиномер и убедился, что у него тоже около пятидесяти литров. Команда Давыдова: "Прекратить преследование, идем на аэродром!" - подоспела как нельзя кстати.
Буквально на последних каплях бензина летчики произвели посадку. Радостные и возбужденные, выскочили они из кабин, бросились друг к другу. Комиссар и командир обнялись, расцеловались и поздравили всех участников этого вылета. Победа была убедительной: разогнали три девятки бомбардировщиков, более десятка "мессершмиттов" и сбили семь самолетов врага. Кроме того, и это было главным, командир и комиссар личным примером доказали, что при высоком мастерстве и умелом управлении боем можно и малыми силами бить и "мессеров", и "юнкерсов".
Наступил сентябрь. Фашисты перебрасывали к Сталинграду новые силы, стремясь сбросить в Волгу его героических защитников.
Летчики полка Давыдова отважно вели воздушные бои, часто выходили из них победителями, но и им доставалось: нет-нет, да и собьют кого-то.
Полк таял, в нем оставалось всего пять самолетов. Пополнения пока не ожидалось.
В один из этих напряженных дней Фадеев узнал, что в первой эскадрилье пара, вышедшая на разведку аэродромов противника, не вернулась с боевого задания, В ее составе был и Глеб Конечный.
Глава XV
1
Известие о том, что Глеб не вернулся с боевого задания, потрясло Тропинину, но она молча и сдержанно переживала свое горе.
Шура росла в многодетной семье, в постоянных заботах о младших братишках и сестренках. В ее жизни не оставалось времени ни для молодежных вечеринок, ни для дружбы с ребятами. Встреча с Конечным всколыхнула ее сердце. Он сразу покорил девушку своим веселым нравом, открытой душой. Ей нравилось, как Глеб с детской непосредственностью, без конца подсмеиваясь над собой, клял себя на все лады за какие-нибудь упущения. Он никогда не осуждал других, если что-то не ладилось у него, винил лишь себя - быстро, кратко и безапелляционно: "Дурак, сам виноват". Но главное, за что она его ценила, - он был совершенно равнодушен к другим девушкам, просто не замечал их. Шура быстро привязалась к Глебу. Встречи в Ростове и на фронтовых аэродромах, его внимание и забота еще больше укрепили и углубили ее чувство. Правда, про себя она осуждала его за пренебрежение к опасности, легкость некоторых суждений, нежелание, а порой и неумение отстаивать свои взгляды... Привыкшая опекать младших, она заботилась и о Глебе, иногда подсказывая ему, как поступить в том или ином случае. Глеб никогда не спорил с ней, чем доставлял Шуре огромное удовольствие, но часто забывал об ее советах и, как ей казалось, слишком'медленно изживал свои недостатки. Шура не падала духом, верила, что в будущем у них будет все прекрасно. И вдруг - Глеб не вернулся. Где он, что с ним?
Конечно, она знала, что не вернувшиеся с боевого задания летчики порой через какое-то время возвращаются, всякое случается на войне. Но в своей жизни на чудо она не рассчитывала. И если уж она потеряла Глеба - такого доброго, родного человека, ей остается одно - мстить за него! Мстить, уничтожать гитлеровцев! Она решила пойти поговорить об этом с Фадеевым, но неожиданно появилась Вика, и девушки направились к нему вместе.
Анатолий издалека увидел два знакомых силуэта.
- Здравствуйте. Ты, конечно, тревожишься о Глебе? - спросил Шуру Фадеев и тут же попытался ее успокоить: - Не надо волноваться, полетели они далеко... Может, случилось что-то с мотором, подбили, может, заблудились ребята после воздушного боя. Но я убежден, Глеб жив и скоро вернется.
- Когда? Когда? - настойчиво допытывалась Шура. - Я боюсь, что с ним случилось непоправимое! Глеб такой несерьезный!
- Шура, не торопись его хоронить! Как только что-нибудь узнаю о нем, тут же сообщу, немедленно!
Когда девушки шли обратно, Тропинина твердо сказала:
- Виктория, мне все ясно. Глеб не вернется. Я трезво оценила все "за" и "против".
- Вот увидишь, - перебила подругу Вика, - пройдет один-два дня, и появится как миленький. Сколько летчиков сбивали, и большинство из них возвращались.
Подруги некоторое время шли молча, затем Шура сказала решительно:
- Пойду к комиссару.
- Зачем? - удивилась Вика.
- Чтобы он помог мне уйти на фронт.
- Ты и так на фронте.
- Я хочу на передовую...
- Подумай получше, взвесь все и тогда решай, как быть.
- Нет, Вика, я иду сейчас. Не надо меня уговаривать, все уже решено!
Фадеев долго смотрел вслед Шуре. Приход Тропининой стал для него открытием. Он как-то не предполагал, чтобы эта серьезная, рассудительная девушка могла так глубоко и искренне полюбить славного, но очень легкомысленного, по меркам Фадеева, Глеба Конечного. Что между ними общего?
И тут же подумал о Нине. Что бы делала Нина, если бы с ним случилась беда?
До обеда Фадеев занимался поиском следов Глеба, но никто ничего определенного сказать не мог. Выяснилось главное - на ближайших аэродромах его пара не садилась. Оставалось два варианта: или посадка в поле на нашей территории вдали от войск, или сбит в воздушном бою. В последнем случае тоже могли быть варианты: посадка на территории, занятой врагом, пленение, гибель...