После обеда Анатолий до позднего вечера работал вместе с техсоставом, восстанавливая почти заново и облетал самолет. Слепленный из отдельных частей разных самолетов, отнивелированный на глазок, ЛаГГ-3 вел себя на разных режимах по-разному, и летчику трудно было предугадать, какой трюк может выкинуть машина при очередном маневре, но Фадеев рад был и такому самолету. После ужина быстро заснул, обнадеженный - есть на чем лететь завтра на боевое задание!
2
Утром после завтрака Фадеева перехватила Вика и взволнованно сообщила:
- Толя, Тропинина вчера была у комиссара, просила, чтобы ее отправили на фронт!
- Что ответил комиссар?
- Уговаривал, но она уперлась и настаивает на своем.
- Где она? Давайте поговорим все вместе.
- Я сейчас найду ее. Где ты нас подождешь?
- В районе своей стоянки.
- Жди. Мы скоро будем.
Прошло около часа, прежде чем перед Фадеевым в сопровождении Вики предстала Тропинина - с заплаканными и сердитыми глазами.
- Шура, ты что, в поход собралась? - спросил ее серьезно Анатолий.
- Ты думаешь, только вам, мужикам, воевать, а нам лишь хвосты самолетов заносить да боеприпасы таскать, - сердито ответила Шура. - Мы тоже кое-что умеем... Скажи лучше, тебе удалось узнать, что случилось с Глебом?
- На ближайших аэродромах их нет. Думаю, они поцапались с фрицами, увлеклись, а на обратный путь горючего не хватило.
- Ты это серьезно?
- Конечно. Я уверен, он жив и скоро вернется.
Шура резко повернулась и ушла.
3
Следующий день начался важной новостью. Был получен приказ передать оставшиеся самолеты соседнему полку, а личному составу пароходом следовать в Горький для переучивания на новые машины. Вечером давыдовцы погрузились и в полной темноте двинулись вверх по Волге.
Сентябрьские вечера в районе Сталинграда были теплыми и душными, но, на воде, особенно ночью, все почувствовали, что стало легче, свободнее дышать.
Гарь, клубившаяся в районе города, по мере того как пароход шел вверх, постепенно улетучивалась, и к рассвету воздух стал чистым и прозрачным.
Сержантская тройка долго бродила по верхней палубе. Подставив лица освежающему потоку воздуха, ребята разговорились.
- Надо же, почти год мы провоевали и живы, здоровы, - сказал Гончаров.
- Не торопись подводить итоги, Ваня, - урезонил боевого друга Овечкин.
Фадеев молча слушал друзей. Как было не согласиться? Да, прошло около года, как они все вместе. Ребята возмужали, побывали в смертельных схватках, одержали по нескольку побед, живы и здоровы. Большое это счастье! Как здорово, что сержантское звено продолжает выдерживать всё испытания!
Анатолий взглянул на восток - там уже всходило солнце.
Пароход тихо шел по воде, и, возможно, именно эта неспешность выбила летчиков из обычного ритма. Сначала никто не знал, чем заняться, потом кому-то пришло в голову написать письмо домой. Когда пристали ненадолго в Дубовке, многие выскочили на старенькую деревянную пристань и сразу же стали спрашивать стоявшего у трапа шкипера:
- Где здесь почтовый ящик?
Обшарпанный синий ящик еле вместил все треугольники.
Дойдут ли они до адресатов - неизвестно, но каждый хотел верить, что дойдут. Фадеев, опустив письмо Нине, вернулся на пароход, задумался о судьбе родителей и сестренки. Где они сейчас? Успели эвакуироваться или остались в Пятигорске? Ведь, судя по коротким сводкам Совинформбюро, немцы продвигались на Северном Кавказе очень быстро... Анатолий мысленно представил свой город, шастающих по нему фашистов, и у него муторно стало на душе...
Только отошел пароход от Дубовки, к Фадееву подошла Вика и скороговоркой прошептала:
- Шура Тропинина пропала.
- Да ты что? Когда?
- Не знаю. Вчера вечером перед отправкой была, а после отплытия ее никто не видел. Я обошла весь пароход, думала, может, она где-нибудь прикорнула. А ее нигде нет.
4
Медленно тянулось время. Пароход монотонно дышал, мерно шлепая колесами по воде. Все располагало к размышлениям.
Фадееву нравились волжские просторы. Он бродил по палубе, любуясь берегами реки, островками и заливами, в тихом раздумье смотрел, как оставался позади Камышин.
. Река несла свои воды почти строго на юг. Впереди показался мыс, значительно возвышавшийся над окружающей его местностью. Пароход медленно обогнул его и повернул влево, к гористой части берега. Волга здесь текла быстрее. Движение парохода замедлилось.
Около левого борта стояла группа раненых красноармейцев, которые вместе с летчиками плыли из Сталинграда.
- Тут пировала вольница Стеньки Разина, нагоняя страх на проезжих купцов, - рассказывал пожилой красноармеец с бронзовым от загара, обветренным лицом. Было видно, что рассказчик он опытный, привыкший к вниманию аудитории.
- Выходит, Фрол, это тот самый утес Степана Разина, о котором в песне поется? - спросил кто-то из толпы.
- Нет, до него еще далеко, подойдем - покажу.
- А что это за гора? - снова спросил тот же голос.
- Слева, почти на самом конце этого длинного мыса, - гора Сигнальная, дальше гора Высокая. Меж ними будет километра три. С горы Сигнальной на Волге все видно как на ладони почти до самого Камышина.
Рассказчик сделал паузу, провел рукой по кургузой, черной с редкими сединами бородке и продолжил:
- На этих горах стояли вышки, метров по пятнадцать, а то и более.
- Такие громадные зараз ветром сдует, - засомневался молодой красноармеец.
- Молчи, слушай и ума набирайся, когда старшие говорят, - цыкнул на него пожилой красноармеец с цигаркой во рту.
Молодой почтительно замолчал.
- Когда снизу показывался купеческий караван, наблюдатель, находящийся ни горе Сигнальной, зажигал сено или солому. Его напарник на горе Высокой, увидев сигнал, кричал своим сотоварищам: "Купец идет!" - и давал ответ, зажигая тоже пучок сена: сигнал принят. А теперь, видите, вон слева большой залив? Там стояли разинские челны, скрытые от постороннего взгляда. Ватага, полонив купца, судно заводила в залив...
Пароход, следуя по фарватеру, медленно продвигался вверх по реке.
Анатолий, находясь под впечатлением от услышанного, уже иным взглядом окидывал окрестности. Вроде бы берег как берег, никаких в нем особых красот, но, оказывается, сколько тайн хранит в себе каждый камень! Вот она Русь-матушка! За ее просторы, за великую Волгу-реку, за каждую тропинку на берегу все они бьются сейчас насмерть с врагом.
Фадеев подошел к бойцам, встал с ними рядом, словно этим движением хотел подтвердить свою к ним близость, свое с ними единство.
- Вот смотрите, - продолжал Фрол, - слева первый залив, за ним второй, а между ними выступ - это и есть утес Степана Разина.
Чем ближе подходил пароход к знаменитому утесу, тем активнее шел разговор об этой достопримечательности. Его скромный вид никак не соответствовал представлению о могучем утесе, знакомом каждому по знаменитой песне. Страсти накалялись.
В это время произошла смена вахты, и к спорщикам подошел капитан, внимательно слушавший их разговор.
- О чем речь ведете, воины? - спросил он.
Красноармейцы почтительно расступились перед хозяином судна, и кто-то сказал:
- Фрол нас убеждает, что вон тот выступ - это утес Степана Разина.
- Он прав. Этот небольшой мыс действительно является утесом Стеньки Разина.
- Неужто?! - послышались голоса.
Капитан привел различные доказательства целесообразности места расположения разинского войска, удобства подхода к утесу с суши и со стороны реки, упомянул об изменении русла за минувший период и убедил собравшихся в том, что именно этот небольшой выступ и есть утес Степана Разина...
5
Под убаюкивающий стук колес и вздохи машины Фадеев быстро заснул и где-то перед рассветом проснулся от тревожных гудков и шума на палубе. Анатолий не сразу понял, что произошло, а выбравшись на палубу, увидел: в небе сверкают прожектора, гудят истребители, отбивая налет вражеских самолетов.
Пассажиры выскакивали на палубу. Кто-то из команды терпеливо объяснял им: к Саратову подходим, немцы, наверное, железнодорожный мост через Волгу бомбят.