Гвоздь открыл дверцу холодильника и Маккензи заметил, что все полки забиты бутылочным пивом.
–Теплое, к лицу не приложишь, – сказал Гвоздь, намекая на опухшую, побагровевшую от кровоподтека, щеку Маккензи. Он бросил ему бутылку. – Электричество тут дают по часам. Дальше, – он махнул в сторону, откуда приперся Маккензи, – электричества нет вообще. Зуб даю, там ты и отхватил по ебалу.
Он отвернул крышку и сделал несколько больших глотков. Поставил бутылку на стол и пена полилась из ее горла, заливая столешницу.
Маккензи осторожно открутил крышку и посмотрел внутрь бутылки. Сколько он не пил? Господи. Он и не помнил. А запах хмеля и солода уже въедался ему в кожу, заползая через ноздри в самый мозг и возбуждая там давно забытое чувство эйфории. Он отставил бутылку и поглядел на Гвоздя.
–Может… найдётся стакан воды?
Гвоздь удивленно поглядел на Маккензи.
–Бросил, – пояснил тот, пожав плечами.
–Пиздец, ты странный, чувак, – Гвоздь кивнул на стол, – возьми там кружку и зачерпни в канистре у окошка. Там чистая вода.
–Спасибо.
Гвоздь уселся в кресло-качалку и вытянул ноги. Закурил, глядя на то, как Маккензи, толстый, как медведь, пытается аккуратно зачерпнуть воды из канистры.
–Ты коп, правильно? – спросил Гвоздь, попивая из бутылки. – Из-за стены. Из самого Голдтауна, будь он неладен.
–Да, – кивнул Маккензи, жадно глотая воду.
–Есть в копах что-то такое, что отличает их от простых людей. Оденься ты хоть в зубную фею, от тебя все равно будет разить легавым, – Гвоздь выпустил сизый дым в потолок. – Папка. У тебя папка, а там фотографии каких-то людей, которые ты решил показать мне, думая, будто я что-то знаю. Но, вынужден огорчить, я давно уже не знаю нихуя. В резервации всё и вся борется за возможность жить. Начиная от букашек и заканчивая всеми этими бандами вроде Чистых. Одни убивают других, и я уже давно не знаю, кто там, снаружи, сегодня олицетворяет власть.
Маккензи допил воду и поставил кружку на край стола.
–Этих знаний мне и не надо, – сказал он, глядя на Гвоздя. – Тот человек, которого я ищу, был у тебя, возможно, много лет назад. Девочка. Ты делал ей татуировку – деревья с облетевшими листьями, которые превращаются в птиц, а птицы…
–В слова, – закончил Гвоздь. – Да, я помню ее.
Маккензи открыл папку и достал листовку с фотографией Ани Климко. Протянул Гвоздю.
–Это она?
Гвоздь затушил сигарету и перенял листовку. Посмотрел на фото и пожал плечами.
–Вполне возможно. Она выросла, но… да, эта девушка может быть той, что приходила ко мне. У нее были эти… на лице…
–Веснушки?
–Да, -кивнул Гвоздь. Он допил пиво и швырнул бутылку в угол. – Мы тогда были крутыми ребятами, и все малолетки хотели тусоваться с нами. Она не была исключением, ошивалась тут, хотя жила за мостом, кажется… Она что-то натворила в Голдтауне? Быть не может , вот же дура…
–Был взрыв, – ответил Маккензи. – Но я не уверен, что она причастна.
–Ошибка системы? Такое бывает, любая сраная система делает ошибки.
–Ты хорошо ее знал?
–С чего бы? – фыркнул Гвоздь. – Она хотела татуху, и принесла деньги как-то… сказала, что хочет деревья и птиц, которые как бы происходят друг из друга… и эти слова – жизнь это кольцо…
–Жизнь – это кольцо? – переспросил Маккензи.
–Ну да, жизнь это кольцо… я запомнил, потому что она хотела, чтобы эти слова были на китайском, а у меня тут тусовался один китаеза – он и перевел…
–Жизнь – это кольцо… это что-то значило? Могло что-то значить?
–Откуда мне знать? – Гвоздь поднялся и взял еще одну бутылку из холодильника. – Ты меня допрашиваешь, что ли? Тут ваши значки не действуют…
–Зачем тогда рассказываешь? – задал вопрос Маккензи.
Гвоздь снова пил, поглядывая на вспотевшего, толстого копа. А снаружи начиналась буря – было слышно, как завыл ветер и песчинки забарабанили по железной крыше.