– Блядь, не был бы он моим братом, задавил бы давно…
–Так что, не было у тебя этого легавого? – спросил тот, кто шарился в холодильнике и пил сейчас халявное фирменное пиво.
–Может и заходил, но я бухой в драбадан спал. Вас-то еле услышал…
–Мы бы тебе дверь вынесли, не переживай! – захохотал голос в ответ. -Ну че, куда двигаем, обратно? Буря не на шутку…
–Давайте, по коням, – немного подумав, ответил Амбал. – Гвоздь, пусть у тебя Рыжий посидит ночку, вдруг повезет? Ты не против?
–Хорошо.
–Пиво все не выпей, Рыжий. Утром заберем тебя.
Маккензи услышал топот ботинок и то, как ветер хлопнул входной дверью. За окнами грохотала буря – настоящая, адская круговерть из песка и пыли. И домик Гвоздя, казалось, вот-вот унесет ураганом, как это было в детской книжке, которую Маккензи, будучи мальчишкой, читал перед сном. Все сложилось так, а не иначе, и он стоял сейчас, прижавшись к стене картонного домика, посреди заметаемого песками квартала. Ему вспомнилась книжка – какой большой она казалась в детских руках и он, вдруг, понял, что в суматохе оставил свою папку на краю раскладушки. Маккензи судорожно сглотнул и, стараясь не издавать ни звука – опустился на колено, примкнув глазом к замочной скважине. Он увидел вытянутые татуированные ноги Гвоздя, сидевшего с пивом в своем любимом кресле, увидел раскладушку и свою папку на самом ее краю. А потом заметил и Рыжего – худого бритоголового дрища в военных берцах, туго зашнурованных под самое колено. Он стоял, прислонившись к заваленному хламом столу и пил пиво из бутылки.
–Твою мать, – прошептал Маккензи, слизывая пот с верхней губы. Стоило Рыжему повернуться чуть влево и он бы заметил папку, забытую на краю раскладушки.
–Хорошее пиво, – сказал Рыжий, – повезло, что тебе такое возят.
–Угу, – отозвался из кресла Гвоздь.– Угощайся.
Время уходило. Утекало сквозь пальцы и Маккензи чувствовал это, но ничего не мог с этим поделать. Снаружи бушевала стихия, а внутри, за тонкой перегородкой из фанеры, его ждал местный бандюган с ножом – Маккензи увидел у Рыжего широкий охотничий нож на поясе. Что-то нужно было решать и он судорожно думал, что именно. Рано или поздно Рыжий заметит папку и поднимет крик. Если, конечно, раньше ее не заметит Гвоздь. Маккензи перевёл взгляд на Гвоздя – кажется, тот спал в своем любимом кресле.
“Прекрасно” – подумал Маккензи, а Рыжий в это время уже допил пиво и направился к холодильнику. Зазвенели бутылки – Рыжий вытащил сразу несколько – и пошел обратно к столу, мимо раскладушки. А потом, вдруг, остановился.
–А это чего такое? – спросил он сам себя, глядя на черную папку с розыскными листами внутри.
Нужно было действовать и Маккензи распахнул дверь – Рыжий обернулся к нему, все еще прижимая пивные бутылки к животу.
–Ты, блядь… – выдохнул он и Маккензи выстрелил дважды. Бутылки разлетелись вдребезги, а Рыжий закричал, закружился волчком и, заливаясь кровью, с грохотом повалился на стол. От шума проснулся Гвоздь, вскочив из кресла, а Маккензи уже стоял над раненым Рыжим, сползшим на пол – высился над ним, как титан Кронос над поверженным Ураном. Рыжий пытался вдохнуть, но пуля пробила лёгкое и изо рта его фонтаном била темная, тягучая кровь. Пузырилась, раскалённая в предсмертной агонии.
–Ты че, блядь, творишь?! – заорал Гвоздь и Маккензи выстрелил Рыжему в голову. Пуля попала в лоб – пробила кость и, разворотив мозг, застряла где-то в затылке.
–Он увидел папку, – обернувшись, зло сказал Маккензи. – Он бы тебя прирезал, пока ты спал, мудила ты!
Маккензи поднял папку и посмотрел на Гвоздя.
–Сука… пиздец, – застонал тот. – Ты понимаешь, что это полный пиздец?!
Маккензи поглядел на распахнутую дверь мастерской. Снял с крюка керосинку и зашел внутрь.
–Вот как, значит, – сказал он сам себе, увидев то, что хранилось в мастерской. Среди запылённых вещей он увидел расклейки с лицом Льва Кёнига, кровавые пятна на полу и скомканную одежду перепачканную красным – шорты и белую майку-алкоголичку. Маккензи вышел из мастерской и поглядел на Гвоздя.
–Вот, за что Чистые возят пиво и включают электричество, да? – спросил он. – Это ты убил старика Кёнига, не так ли?
Гвоздь посмотрел на Маккензи снизу вверх – он сидел в кресле и судорожно глотал свое драгоценное пиво. Сейчас он походил на жалкого мышонка, забившегося в страхе под кровать.
–Три месяца они там лежат – все эти вещи, – наконец пролепетал Гвоздь. – Нет сил туда зайти, выкинуть все это. Когда он рассказывал, этот хмырь, как убивал ребенка, я сорвался. Блядь… я ударил его так, что он свалился с кресла.А потом я пристрелил его, как собаку. Пустил пулю вот сюда, – Гвоздь прижал палец себе к виску. – За Бобби. Я убил его за Бобби. Может, если бы он не назвал имени, все было бы по-другому. Но он назвал. И я …