Я вопросительно качнул головою в сторону женщины, которая держала мою голову на своих коленях в момент моего пробуждения.
— Нет, там другие люди были, — помотал головою собеседник. — Мы с ними сделали себе лагерь с шалашами и костром. Запалили очень большой, чтобы издалека видно было. И место выбрали чистое на самом берегу реки, тоже ради видимости. Всё думали, чтобы спасатели нас не пропустили или рыбаки, суда, которые будут проплывать по реке.
— Спасатели, ёпта, — скривился Бамс, — я сразу понял, что нас перенесло в другой мир, как пишут во всех книжках. А пишут не просто от балды, ведь как говорится: дыма без огня не бывает. У меня и рюкзачок специальный имелся на такие случаи, только в этот раз я со свиданки шёл, не стал его брать с собой… эх, вот же непруха-то, там у меня столько всего лежит!
— Сказали про корабли, — не обращая внимания на болтовню парня, я вновь обратился к мужчине: — Получается, что река большая и глубокая?
— Я рухнул метрах в двадцати от берега, и там глубина была в два моих роста точно. У меня трёхдверка «витара», высокая достаточно машина, так я на крышу когда выбрался, то до поверхности ещё порядочно было. Это когда машина уже стояла на дне. А река большая, очень, другой берег я и не видел даже. Хотя, может просто потому, что темнело уже, да и мне было не до рассматривания: увидел берег рядом и к нему давай грести. А потом уже стемнело быстро.
— В тропиках всегда так, — авторитетно заявил Бамс, — а тут самые настоящие тропики и есть. Жара эта, блин, с ума сводит.
— Бамс, можешь помолчать?, — не выдержал я.
— Да ты шаман?! Откуда знаешь, как меня зовут?, — выпучил глаза парень.
Я только махнул рукой в ответ. Но тот не желал успокаиваться:
— И Петра Григорьевича тоже знаешь, как зовут?
— И Петра Григорьевича тоже, — скрипнул я зубами: непонятная весёлость парня и показушная дурашливость начинали понемногу выводить из себя. Слов он уже выдал на хороший доклад, а сути меньше, чем воды в напёрстке.
— Шаман, аднака, воистину шаман, — возвёл он глаза к низкому потолку.
Тут уже не выдержал и мужчина.
— Да помолчишь же ты, в самом-то деле?, — он сердито рявкнул на Бамса, потом посмотрел на меня. — Извините его, с самого переноса он не в себе, а тут ещё палач этих карликов такое творил…, — не договорив, он громко скрипнул зубами. Рядом всхлипнула женщина, которая молчала всё время, с того момента, как предположила диагноз у Анатолия.
— Пусть он начинает про себя говорить, представится, что ли, — буркнул парень, задетый чужими словами.
— Тут он прав, — пожал плечами мужчина и посмотрел на меня, потом первым представился: — Пётр Григорьевич Мезенцев, сорок лет, бригадир в ИП Мезенцева, строительством занимаюсь, отделкой… занимался, м-да. Зовите меня Петром, и на ты.
— Светлана Владимировна Огольцова, воспитатель в детском саду, тридцать один год и тоже из Н-ска.
— Бамс, — коротко представился парень. — Их земляк и студент. Твоя очередь, чувак.
— Максим Григорьевич Абрамов, двадцать шесть лет, сварщик на нашей оборонке. Ваш земляк. Здесь оказался ночью, наверное. По крайней мере, я спал в момент переноса.
— Одежду здесь нашли?, — тут же заинтересовался Пётр. — И обувь? По размеру подошли хорошо? Со стороны смотрится, что она прям как ваша родная, по вам обмялась, только с обувью непонятно.
— Ну, можно сказать, что и нашёл, и она моя родная, — ответил я. Про себя решал дилемму: рассказать всё, как есть, или отделаться общими фактами, налить воды.
— Да ты не мычи, не телись, говори как есть, — сказал Бамс.
— Ты про себя что-то много не сказал. Кличку собачью назвал и только.
— Это ты на грубость нарываешься?, — удивился парень и стал медленно подниматься с корточек. — Да ты знаешь, что у нас с такими борзыми делают? Да тебя…
— Тихо вы, — устало произнесла женщина, — надоел ты, Бамс, своей трепотнёй. Максим, вы возраст назвали двадцать шесть, а выглядите на двадцать — двадцать два. Можно с уверенностью сказать, что пару лет на внешность накинули пережитые испытания. Ещё загар на вас свежий, красный, такой по весне ложится, на белую кожу. Вы нам правду про себя говорите?
Вся троица испытующе уставилась на меня.
— Правду, — буркнул я, — только эта правда звучит фантастически. На самом деле мне двадцать шесть, но этому телу двадцать один…