Гай говорил, а изо рта его шел дым. Будто слова его горели.
- Господи, - прошептал Антон.
Гай докурил и вмял окурок в пепельницу.
- Знаешь, что отец мне сказал? - он передернул ручку скоростей и седан рванул к выходу, - Что есть места, которые не отпускают.
- Ты веришь в это? – спросил Антон.
Тоннель закончился. Перед ними лежал жаркий летний день. Такой же обжигающий и одноцветный, как тот, что они оставили позади.
- Посмотри на них, - Гай кивнул на толстую женщину в цветастом платье, застывшую с тазом белья. Возле нее копошился выводок детей – худых пищащих цыплят, игравших в догонялки. – Они живы, пока они здесь. Живы, потому что не были в том гребанном туннеле. Да, я верю в это, напарник. Есть места, которые крепко держат твой ебаный зад.
Обжигающая враждебная пустота, - подумал Антон. Но не сказал ни слова.
Вокруг, как ржавая карусель, вертелся убогий мир – желтые, искусанные песчаными бурями панельки, пустые дворы. Кучки людей у пивных ларьков. Стаи дворняг там же – вылинявшие, с торчащими ребрами, похожие на старые вехотки. А надо всем этим – раскаленное добела небо. Такое же желтое, как пыль под ногами.
Впереди дорога была завалена полипропиленовыми мешками с песком. Их навалили в несколько рядов, друг на друга, а оставшийся узкий проезд передавили шлагбаумом. У шлагбаума дежурили вооруженные люди в военной форме без нашивок. Слева, над грудой мешков, задранный вверх, возвышался ствол противотанковой винтовки.
Гай посмотрел на молчащего напарника.
- Пост, - пояснил он коротко. - Чистые.
Длинный ствол винтовки медленно опустился, нацелившись в лобовик седана.
-Твою ж мать!
Гай ударил по тормозам.
- Без резких движений, - предупредил он Антона.
К ним уже направлялись двое с автоматами. Только сейчас Антон заметил, что на лицах их полумаски из бандан. У одного на бандане красовались белые черепа. Он подошел первым и нагнулся к окошку Гая. Стянул повязку – его лицо было крысиным. Острым, как нож.
- Кто такие?
- Полиция Голдтауна.
- Ну-ну… - сказал остролицый, сощурившись. - За жмуром?
- За ним…
- Жетон давай, - в окно просунулась жилистая рука. Гай вложил в нее значок. - Детектив Гай Пател, ну-ну, - прочитал остролицый. И метнул голубые глаза в Антона. Его рука казалась бесконечной. Она дотянулась до Антона, и он вложил в нее жетон.
- Детектив Антон Радваньски. Ну-ну, блядь. Поляк и индус. Как в анекдоте, да? – встретились как-то поляк и индус…
- Мы можем ехать? – перебил Гай.
Голубые глаза вцепились в него, как хищные лапы.
- Ты мне не нравишься, индус! - Он швырнул жетоны Гаю в грудь. - Но да…вы можете ехать.
Шлагбаум поднялся, и Гай направил седан в узкий проход между мешками.
По ту сторону полипропиленовой баррикады на тротуаре лежали мертвецы - раздетые, с запрокинутыми головами. Трое мужчин, как тени под палящим солнцем. У того, что лежал посредине, левая нога была согнута в колене, выставляя напоказ увядшие гениталии. Четвертого, чернокожего с прострелянной головой, солдаты волокли по песку, как куль с бельем. Небрежно и равнодушно. Они подтащили его к остальным и бросили рядом. А потом уставились на проезжающий мимо седан.
- Не смотри на них, - сказал Гай напарнику. – Они ищут повод зацепиться…
- Там трупы… - ответил Антон. - Они, что - стреляют тут людей?
- Стреляют, – Гай прибавил скорости, пытаясь скорее убраться прочь. – А ты думал тут райские сады?
- Бред какой-то, - Антон оглянулся. Трупы лежали все там же. Они были настоящими. - И это сходит им с рук?
Гай не стал ему отвечать. Просто отдал значок.
Дома в этой части Гетто стояли рядами, как костяшки домино. Налепленные друг на друга бетонные коробки, расчерченные сотнями клеток. Гай помнил их – узкие комнатушки в двадцать квадратов. Тесные, душные, шумные. И на каждый этаж – общая ванная и сортир. Воду включали по часам – еле теплую, без напора. Мальчишкой, Гай переминался с ноги на ногу на мокром полу, натирая себя мочалкой, а потом ступал под слабую струйку, падающую из ржавого душа. Он справлялся по малому там же, потому что знал, кто в это время заседал в сортире.
- Моими соседями были мексикашки, - сказал Гай, усмехнувшись. – Семья из пяти человек. Их папашка, жирный боров, вечно жевал эти сраные бурритос. А потом заседал на толчке. Никогда не забуду эту вонь.
- Не самые приятные воспоминания, - сказал Антон.
- Да уж. Не самые…
- Но ты выбрался.
Гай кивнул. Но как-то печально.
Гетто не отпускает его, - подумал Антон, глядя на напарника. – Снится ему во снах.