— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — ответил Старший Советник, перекрикивая плач младенца на своих руках, — Подумай, если ты убьёшь меня, то тебя уничтожат в ближайшие сутки, где бы ты ни прятался!
— Пусть так, но мы должны закончить начатое! Отдай ребёнка. Его должны увидеть люди.
— Ты всё ещё хочешь осуществить свою бредовую идею о том, чтобы всем рассказать правду?
Миголь с изумлением уставилась на мужа и приоткрыла рот.
— Ты знал? — прошептала Миголь. Муж лишь отмахнулся.
— Люди должны знать! Вы прячете женщин! Мы должны сообщить всем жителям этой колонии правду.
— И ты думаешь, что творишь благо? Кайл, ты идиот! Ты ничего не понимаешь! Ты хочешь, чтобы все узнали, что на планете на самом деле остались биологические женщины? Предлагаешь открыть лаборатории и раздать каждому мужчине по женщине? И думаешь, что все обрадуются и сразу же начнут жить, как наши предки сотни лет назад?
Ответом было напряжённое молчание.
— Люди давно забыли, что женщина — это такой же человек, как и мужчина, с теми же чувствами, мыслями, правами, — продолжал Старший Советник чуть тише, — В сознании современных людей женщина — это некий признак привилегированного положения, знак престижа. То, при помощи чего размножаются, а размножаться дозволено только лучшим. Но вот в чём загвоздка. Сейчас на планете женщин не просто хватит на каждого мужчину, а даже придётся по две или три. А всё потому, что маятник природы качнулся в противоположную сторону. Конечно, женщин всегда было гораздо больше мужчин, и человечество прекрасно существовало при подобном раскладе. Однако если сообщить сейчас, что в секретных правительственных лабораториях скрывается подобное количество женщин, вполне может начаться самая настоящая гражданская война. Элита — то есть, самые генетически здоровые члены общества — малочисленна по сравнению с низшими слоями. Ты готов к ревущему стаду черни, судорожно нахапывающему себе баб побольше?
В коридоре всё ещё царила тишина.
— Кайл, — произнёс Старший Советник уже вполне миролюбиво, — Всё должно оставаться так, как есть сейчас. Пойми, ведь это идеальная модель общества. Многие колонии попросту вымерли от последствий генетических нарушений, спровоцированных атомной катастрофой в прошлом, а многие сгнили в эпидемиях венерических болезней. Мы же создаём здоровых, красивых и сильных.
— Но вы уничтожили семейную близость. Вы уничтожили святое — Материнство, — донеслось, наконец, из темноты коридора. Старший Советник фыркнул, криво усмехнувшись.
— Да какой прок в этом всём? Ты всегда слишком сильно увлекался историей и семантикой. Тебе так нравятся слова «мать», «отец», «сестра» и «брат»? Тебе не кажется это глупым? Это просто слова.
— Для тебя — это просто слова. Точно так же как слово «женщина» стало просто словом, — угрюмо ответил Кайл, — Скажи мне, ты хоть понимаешь, хоть краешком души ощущаешь, что ты приказал этим ледяным чудовищам сожрать мать своей дочери?
— Небольшое уточнение, — немного нервно перебил его Клаус, — Я приказал нейтрализовать резервуар, в котором синтезировалось из моего биологического материала тело нового индивидуума. К сожалению, не члена общества, а очередного резервуара. Ну да не беда. В лабораториях ещё полно других резервуаров, а семени у меня достаточно, чтобы попытаться синтезировать ещё одно тело. Надеюсь, оно окажется членом общества.
— Отдай ребёнка, Клаус! — крикнул Кайл исступлённо, — Или ты никогда не выйдешь отсюда живым!
Старший Советник поудобнее перехватил пистолет в одной руке и ребёнка в другой, сурово поджав губы и приготовившись к бою, но вдруг медленно растянув губы в улыбке.
В коридоре разносилось гулкое «вжжжжих-вжжжих-вжжжжих».
— Ошибаешься, дорогой мой Кайл, — хохотнул он, — Это ты никогда не выйдешь отсюда живым!
И в следующую секунду в темноте коридора мелькнули ярко-циановые точки. Застрекотал пистолет-пулемёт, а потом беспомощно защёлкал — обойма опустела. Гулко рассекли воздух титановые клюшки, раздались хлюпающие звуки, захлёбывающийся вопль, утробное рычание.
Стая вернулась, вероятно, за новой порцией мяса — на окровавленной постели его валялось ещё предостаточно.
Миголь закрыла голову руками и кричала, будто это её кромсают на куски.
И вот в комнате дохнуло холодом.
На пороге, почти полностью заняв дверной проём, стоял громадный Вратарь, неподвижный, в белой пластиковой маске, почти не отличимой от его лица. Вероятно, он пришёл за мозгом жертвы, который подобострастно приберегла для него стая. Он повёл головой из стороны в сторону, принюхиваясь. Старший Советник поднялся из своего укрытия, облегчённо вздохнув.
— Уффф, как вы вовремя…
— Это, — огромная лапища в пластиковой «латной» перчатке указала на него, и Клаус Клеменс-Зорге вздрогнул, на секунду похолодев, точно его уже коснулось мертвящее дыхание криогенного чудовища.
— Это мясо. Дай мне, — прогудело из-под белой маски, и Старший Советник понял, что Вратарь требует младенца у него на руках.
— Это? — он сглотнул, — Но…Эмм… разве вам не достаточно того, что вы сегодня получили? Вы можете пировать на этой базе ещё месяц, не охотясь…
— Это! — грозно рявкнул Вратарь, плавно вкатываясь в комнату, и Старший Советник инстинктивно прижался к стене спиной, едва не споткнувшись о Миголь. Громадная квадратная из-за доспехов туша приближалась, и он быстро швырнул младенца от себя.
Вратарь поймал вякнувшее дитя, которое сжал вовсе не бережно. Потом снял маску. Его тонкие ноздри трепетно втягивали кровавый свежий аромат недавно народившейся новой жизни, а на красивом, как у классической статуи, лице отразилась мягкая, даже ласковая улыбка. После чего Вратарь осторожно подул в сморщенное красное личико новорождённой девочки, она взвизгнула и постепенно стихла. Потом она покрылась инеем, и Вратарь принялся аккуратно отламывать заледеневшие крохотные пальчики один за другим, отправлять их в тёмно-синий, почти чёрный рот и смаковать.
Старший Советник отвернулся, проговорив:
— Ну наконец-то перестала пищать…
Миголь не слышала и не видела ничего. Всё было слишком страшно. И слишком по-настоящему. Очнулась она от рывка за плечо. Взвилась, закричала, попытавшись отбиваться.
— Ну тише, тише, милая, это же я, — тихо и даже успокаивающе проговорил муж, погладив трясущиеся острые плечи юной жены, которая никогда не была настоящей женщиной, — Всё кончилось.
Миголь прижалась к груди мужа и разревелась.
— Всё хорошо, всё хорошо. Поехали домой, — Старший Советник, приобняв полуголого тощего парнишку за плечи, повёл его с собой на воздух.
В темноте позади них хоккеисты понаглее уже добрались до объедков «со стола» своего вожака и порыкивали друг на дружку, отнимая куски посочнее.
Миголь уснула в машине, будто сознание милосердно отгородило её от всех ужасов недавнего прошлого. Клаус Клеменс-Зорге достал из кармана серебряный портсигар, отложив пистолет рядом с собой на кожаном сидении, и закурил. Закашлялся — не курил, казалось, целую вечность. Ох, как же завтра будет болеть голова от всего этого.
Надо будет самым тщательнейшим образом подойти к охране лабораторий. И к персоналу. Кайла стоило ликвидировать ещё когда он работал старшим биологом, ведь уже тогда были заметны его убеждения. Или чуть позже, когда он уволился. Подумать только, а ведь когда-то они чуть было не стали любовниками. Впрочем, в свои двадцать лет Клодия, впоследствии Старший Советник, была такой ветреницей! И совсем не ставила ни во что своего высокопоставленного мужа.
Совсем как Миголь.
Клаус посмотрел на прикорнувшую у него на плече жену и нежно, по-отечески, погладил гладкую щёчку. Этот мальчик никогда не станет мужчиной. Принудительная коррекция — такая малая плата за государственную измену… Но Клаус любил свою младшую жену и решил, что такого мягкого наказания будет вполне достаточно.
— Домой, — велел он шофёру и, устало улыбнувшись, прикрыл глаза.
18.05.07