Выбрать главу

   Конечно, это МАМА и я ее очень люблю, но мама тоже женщина!..

   Поэтому я кивал и кушал... Молча. Ничего, к этому разговору мы еще вернемся.

   ...Поздравительные речи "от месткома, профкома и парткома" закончились, отзвенел "Первый звонок" и, под чудную песенку "Учат в школе", плохо организованная толпа ребятни устремилась в школьные двери.

   Народ в классе, за лето, сильно изменился. Большинство парней заметно вытянулись, девчонки стали краситься и, либо выпячивать грудь, либо сутулиться, скрывая ее. У некоторых осанка осталась прежней. Как и отсутствие груди!

   "Великому мне", державшему в руках грудь Веры, и "помнившему" множество сисек "из прошлого", смотреть на "проблемы" одноклассниц было смешно и грустно, а участвовать в перекрикиваниях на тему, "как я провел лето", и вовсе невозможно.

   "Как?.. как?.. Дрался с одной красоткой, трахался с другой, палил из пистолета, хлестал водку и обнимался с министром МВД! И пусть сдохнет тот, кто не поверит... Мдя! Представляю их рожи...".

   В классе я стал выше всех на полголовы, и в плечах тоже... никто рядом не стоял. Да, и на взгляд, выгляжу старше одноклассников... этак, на пару лет. Директриса уже заявила сегодня, когда я вручал ей букет:

   - Селезнев?! Какой ты стал... здоровенный!

   Значительно хуже, что это отметили и наши девки. Каждая считала своим долгом, что-нибудь мне сказать или о чем-то спросить.

   "А раньше, сучки, не замечали..." - обиделся я на них, за себя прежнего!

  Парни тоже группировались вокруг меня и выясняли "чо нового, Витяха?!".

   Бывший "лидер класса" - Стас Лущинин, бессильно скрипел зубами в сторонке, а наша единственная симпатичная девчонка - Оля Белазар, так же со стороны, бросала на меня задумчивые взгляды.

   "Господи! Как я это все переживу?!".

   ...Как, как... с трудом. Первый день в школе я пережил с ОЧЕНЬ большим трудом...

   В памяти постоянно всплывали различные картинки ушедшего лета: посиделки в ресторанах, "разборка" с грузинами, выступление перед Щелоковым, выстрел "в" Альдону, Вера...

   - Странно... - девушка неопределенно вздыхает и поудобнее устраивает черноволосую головку у меня на плече.

   - Что "странно", Зайка? - я, расслабленный и умиротворенный, нежно кладу ладонь на обнаженную грудь, и чувствую биение её сердца.

   - Да, так...

   - Зая, ты обещала все мне рассказывать! - я приникаю губами к Вериному розовому ушку и девушка, улыбаясь, ежится от щекотки.

   - Да... вот просто странно... еще вчера девственница... а сегодня мои губы на твоем... Я оказалась ужасно развратная, да? - она приподнимает голову и с тревогой смотрит мне в глаза.

   - Да, - я предельно серьезен, и ее бедовая головушка никнет, под осознанием своей "низменной сущности", - хуже того, как говорят прокуроры, преступное деяние, совершенное в составе организованной группы, является отягчающим обстоятельством...

   - И тебя втянула... - ее шепот еле слышен из под густоты волос.

   "Неожиданная трактовка моих слов! Гы-гы! Господи, сколько же у тебя в голове тараканов! Ну-с, продолжим их выводить...".

   - Вообще-то я не себя имел виду...

   Она поднимает на меня зеленые глазищи, из который уже капают слезки и непонимающе переспрашивает:

   - А кого?

   - Женскую часть Человечества... Ту всемирную банду женщин, которая занимается сексом, и совращает несчастных безобидных мужчин. Ты несешь за это такую же ответственность, как и два миллиарда других твоих подельниц в юбках...

   Секунд пять, не меньше, уходит на осмысление, сказанного мною, а потом НАСТУПАЕТ МЕСТЬ! Меня пинают, щекочут, тискают, щиплют... и все это под звуковое сопровождение: "ах, негодяй!", "какой, противный тип!", "иж ты, маленький мерзавец!"... ну, и тому подобное! Слава богу, очередной "тараканий" кризис миновал.

   Когда Вера успокаивается, я подсовываю ладонь под колено девушки и та, закрыв глаза, послушно приподнимает согнутые ноги и разводит их, готовясь, очередной раз, гостеприимно принять в себя "маленького мерзавца"!..

   ...- Селезнев! - недовольная харя "руссички" маячит передо мной, - повтори, произведения каких писателей мы будем проходить в первой четверти?

   Я встаю:

   - Пушкин "Капитанская дочка"и "Метель", Лермонтов "Мцыри", "Ревизор" Гоголя, Толстой "После бала" и "Василий Тёркин" Твардовского... - думать о своем и слышать, что говорит докладчик, я научился еще на многочисленных совещаниях в министерствах.

   - Не только! А чтобы узнать, что еще, то для этого надо слушать учителя, а не сидеть с отсутствующим видом и смотреть на часы! Давай-ка их сюда и отдам я их только родителям... Часы и звонки это ориентир только для учителей, а не для учеников... Снимай! - и тянет ко мне свою загребущую худую лапку с обкусанными ногтям.

   "Хотя бы, по случаю праздника, маникюр сделала, грязнуля...".

   - Извините, Ирина Михайловна... Я вас внимательно слушал и повторил все, что вы перечислили. Вид у меня такой, какой есть. А часы мне подарила мама и я их никому не отдам.

   - Я сказала: часы снимай и давай их сюда! Мама твоя придет и заберет их, заодно я ей о твоем поведении расскажу. Вот тогда она и решит, стоит ли тебе еще что-нибудь дарить или нет! Снимай, сказала...

   "Фееричная дура!..".

   - Поведение мое абсолютно нормальное: сижу тихо, учителя слушаю, на вопросы отвечаю правильно, оценки хорошие. А про часы я уже все сказал. Хотите вызвать в школу маму, вон дневник лежит на парте... - я совершенно спокоен и логичен, что ее выводит из себя, кажется, еще больше.

   Она поднимает голос и уже не говорит, а почти кричит:

   - Я сказала: снимай часы, а в дневник я тебе запись и сама сделаю, без всяких советов!

   - По поводу часов, я уже все ответил. В дневник пишите, что хотите. И позвольте обратить ваше внимание, что вместо того, чтобы "сеять разумное, доброе, вечное" вы орете на меня и пытаетесь отобрать МОИ часы... Какая-то неравноценная замена уроку... который, кстати, называется "Урок мира", а не урок литературы... - я осознанно иду на конфликт.

   "Zaebaла, дура!.. Пора на место ставить, а то весь год житья не даст. Да еще и "классной" стала...".

   Сейчас с учителями спорить не принято, в принципе... Поэтому, "дура" кажется, готова лопнуть от возмущения. Лицо побагровело так, что стали неразличимы многочисленные конопушки, маленькие глазки выпучились и сделали свою обладательницу похожей на Крупскую в молодости.

   - Пошел вон из класса! И без родителей на мой урок больше не сметь являться!

   - Насколько я знаю, выгонять учеников из класса во время урока, запрещено методическими инструкциями Министерства просвещения. Поэтому я останусь... А право на обучение, мне гарантирует наше родное Советское государство. Если вы имеете что-то против Советской власти, то обратитесь в компетентные органы, я выполнять ваши противозаконные требования не собираюсь... - демонстративно усаживаюсь на свое место.

   Потеряв самообладание и дар речи, "руссичка" хватает меня за шиворот и пытается вытащит из-за парты!

   "Сеалекс! А что?! А вдруг?!..." - я делаю вид, что ей удается стащить меня со стула, врезаюсь в нее плечом, сбивая с ног, и сам валюсь сверху!

   Пока она что-то сумбурно выкрикивает и, брыкаясь, вылезает из-под меня, я продолжаю лежать, как мертвый...

   В кабинете директора стоит мертвая тишина, слышно только как тикают настенные часы и пишет врач "Скорой".

   Анна Константиновна - директор школы, стоит с потерянным лицом около стены и поочередно переводит взгляд с меня на "руссичку", а с нее на врачей.