Большие выпуклые глаза директора загорелись:
— Ну конечно! Какие вопросы! Он… здесь?
— Да. А не будете ли вы так любезны подписать нам вот это разрешение?
— Разрешение?
— Разрешение для меня и моей аспирантки посетить запасник вашего музея, — госпожа Иссет указала в пол, имея в виду подвальные помещения.
Он поставил росчерк, почти не глядя, и бодренько встряхнулся:
— Ну, и где же Сэн-Тар Симман?
— А вы подойдите к двери, откройте и… — сладко проговорила профессор, и когда он поступил в соответствии с ее инструкциями, вышла в коридор, пропуская внутрь вместо себя Ноиро. — Прошу вас знакомиться: Сэн-Тар Симман — Чейро Ривенкус.
Нэфри уже ждала ее неподалеку от служебного входа и просто приплясывала от нетерпения:
— Мам, ну что, что там?
Госпожа Иссет победно сжала кулак и показала ей разрешение.
— Один — ноль в пользу Лада! — чуть не взвизгнув от радости, подпрыгнула девушка. — Дядя всё не верил.
— Чтобы мне да отказали? Так, теперь быстро напусти серьезность. И это… — она кашлянула и обвела пальцем свои губы.
Нэфри слегка покраснела, стерла платком размазанную помаду, а встрепанные волосы ей пригладила мать, шепотом обозвав их с Ноиро маньяками.
В запасник их проводили два скучающих охранника. Тот, что был помоложе, то и дело косился на Нэфри и пытался привлечь ее внимание странными ужимками лица и прыжками бровей, а госпоже Иссет пришлось делать вид, будто она ничего не замечает. И только в подвале, оставшись с дочерью наедине, она высказалась насчет вредящих делу поцелуйчиков по углам, вызывающих у некоторых юных девиц «недвусмысленный блеск в очах».
— Ну что, вспоминай, где эта стена.
Нэфри зажмурилась, постояла так с минуту и наконец указала в дальний угол:
— Кажется, там. Тут все так изменилось…
— Как бы твой тайник не оказался давно обнаруженным.
— Да? И ты что-нибудь знаешь по истории о послании Гельтенстаха? — на ходу съязвила девушка.
— Я не знаю о послании Гельтенстаха, но прекрасно знаю, что такое «Тайный Кийар» и «параноики».
Отодвигая всякий пыльный хлам, встречавшийся по дороге, ибо это была скорее свалка, нежели запасник, женщины пробились к нужному участку.
— Протоний покарай! — прошипела Нэфри, увидев, что кирпичная кладка давно замазана многими слоями штукатурки и краски. — И что теперь делать?
— Не будет от вас, молодежи, толка! — и госпожа Иссет с ворчанием извлекла из миниатюрной дамской сумочки целый арсенал складных инструментов для ремонта. — Я постою и понаблюдаю за входом, а ты, милая, поработай. А то всё бы тебе вместо работы с микрофоном по сцене скакать или парней в командировках клеить!
— А-а-а! Убейте меня кто-нибудь! — запрокидывая голову, простонала Нэфри, измученная материнскими назиданиями.
— Как археолог ты давно умерла. Работай, лентяйка!
И с этими словами профессор удалилась в дозор, а Нэфри начала отковыривать покраску и штукатурку, надеясь, что не ошиблась местом.
Кашляя от сухой вонючей пыли и сплевывая скрипящий на зубах песок, до кирпичной кладки она добралась только через полчаса работы.
— Есть! — шепотом крикнула она матери.
— Отлично. Нужно фонарик?
— Нет.
Нэфри сунула руку в отверстие, оставшееся от вынутого кирпича, и в испуге отдернула, ощутив, как что-то там пробежало, пощекотав ее кисть. Не то чтобы она особенно боялась насекомых, даже и ядовитых, но неизвестность порой страшит сильнее наглядного яда. Переведя дух, она снова запустила руку в тайник и нащупала продолговатый округлый предмет, и в самом деле напоминающий бутылку.
— Есть! — снова сообщила девушка.
Госпожа Иссет на цыпочках подбежала к ней, вдвоем они задвинули раскуроченную стену какой-то коробкой. Нэфри сдула пыль со стекла сосуда, а ту, что налипла за два столетия, без лишних церемоний стерла рукавом, вызвав у профессора Иссет мелкую судорогу щеки и нервный тик века.
— Святой Доэтерий, и этот человек стремится в археологи!
Она отобрала у дочери отслужившие свое инструменты, помогла ей отряхнуться и двинулась к выходу. Девушка пинками загнала под коробку слишком далеко отлетевшие куски штукатурки, а потом догнала профессора.
Ноиро же отбивался от директора еще два часа. Тем временем женщины в ближайшем парке осмотрели свою добычу. Бумага из бутылки все-таки пожелтела от времени, однако записи сохранились идеально.
— Тут же все на ва-кост! — с досадой проговорила госпожа Иссет. — Да еще на дореформенном!
— Конечно, Гельтенстах ведь не знал, что через полвека после его смерти ва-косты проведут языковую реформу! — парировала дочь. — Он вообще полагал, что Гайти Сотис, как честная супруга, передаст документ мужу и…