Выбрать главу

   - Хорошо, тогда я постараюсь написать, как можно быстрее, чтобы 10 ноября уже можно было ее исполнить, - стал я "ковать, пока горячо".

   - Главное не быстро, а хорошо! - нравоучительно сказал Щелоков.

   - А плохо я постесняюсь писать, - заявил я с предельно серьезной моськой.

   Все опять посмеялись.

   На прощание Щелоков вручил мне свою визитку, подарил большой и красочный фотоальбом о милиции с дарственной надписью и, внесенную дежурным офицером, здоровенную коробку с немецкой игрушечной железной дорогой!

   Я изобразил на лице неземной восторг, запрыгал и полез обниматься со смеющимся и довольным Щелоковым. А когда он спросил, чего бы я еще хотел, я не постеснялся попросить вместе сфотографироваться на память.

   - Эх, - посетовал министр - а я не в мундире сегодня.

   - А зачем мундир? - "не понял" я - я же с человеком хочу, а не с мундиром!

   Щелоков с Чурбановым опять засмеялись и, появившийся через пять минут фотограф, несколько раз "щелкнул" нас втроем в министерском кабинете...

   ... С Чурбановым я прощался у подъезда министерства. Юрий Михайлович вышел проводить меня до "Волги", в багажник которой упаковывали подарок министра. Чурбанов тоже не оставил меня без подарка и вручил импортный кассетный магнитофон.

   - Спасибо вам большое, Юрий Михайлович! - в отличие от бесполезной железной дороги, магнитофону я был, на самом деле, рад, но решил все переиначить - и, особенно, за железную дорогу, всегда мечтал о такой!

   - Ну, это подарок министра, - улыбнулся Чурбанов.

   - Ага, конечно... - пробормотал я себе под нос, но так чтобы Чурбанов услышал.

   Тот и услышал, посмотрел на меня внимательно, засмеялся и погрозил пальцем. Но было видно, что моей догадливости не только удивлен, но и искренне доволен.

   Наконец, мне последний раз потрясли руку и отправили в гостиницу.

   Остаток дня мы с мамой провели в катании по Москве, в последний день весны погода в столице была теплой и солнечной. Не обделили мы также своим вниманием некоторые московские магазины и пообедали, вместе с водителем, в кафе на ВДНХ.

   За время поездки я просто наслаждался "Москвой без пробок"! Транспорта, можно сказать, почти не было, езжай куда и как хочешь! Водитель послушно выполнял все мои просьбы, разворачивался поперек Тверской, которая сейчас улица Горького, заехал прямо на территорию ВДНХ и проехался по дорожкам Ботанического сада. Мама удивленно посматривала на мой "беспредел", но не одергивала, сама наслаждаясь "московскими каникулами". Для инспекторов ГАИ наша машина или была "невидимкой", или они просто козыряли.

   Окончательный восклицательный знак в этот день был поставлен в поезде. Руководство МВД расщедрилось на мягкий вагон! Я ехал в СВ раз в тридцатый в своей жизни, мама - в первый...

   Впрочем, я поторопился с подведением итогов. На перроне в Ленинграде нас встречали Леха с "Москвичем", и капитан милиции с черной "Волгой". Чурбанов позаботился о транспорте и тут.

   "Спасибо большое, Юрий Михайлович! Вот только бы понять, такие знаки внимания больше мне или маме?!" Хе...

   ***

  "На добрую память. Леонид Брежнев"

   Я рассматриваю гравировку на лезвии, отделанного золотом, охотничьего ножа. В правой руке держу тяжелые и, почти целиком позолоченные, ножны. Мдя... Царский подарок, ничего не скажешь. Хотя понятно - передарил, но и передаренному коню под хвост не смотрят!

   Несколько минут назад офицер фельдсвязи позвонил в дверь нашей квартиры и вручил мне, обернутый в коричневую бумагу и заклеенный сургучными печатями, небольшой фанерный контейнер в котором лежали бархатная коробка с охотничьим ножом и толстый белоснежный конверт с фотографиями из Кремля. Меня заставили расписаться в получении, предложенная, по привычке, подпись мамы офицера не удовлетворила.

   - А этот нож не будет считаться оружием? - опасливо спросила, сидевшая рядом, мама.

   - Такая гравировка - это уже разрешение на любое оружие - очнулся я от разглядывания подарка.

   Мама покачала головой, все происходящее ее радовало и пугало одновременно.

   Дальше мы поизучали фотки: качество замечательное, фотографировал настоящий мастер. Впрочем, а как могло быть иначе? Сюжеты последовательно отражали все происходившее на церемонии: Брежнев разговаривает со мной - оба улыбаемся; я "вдохновенно" читаю стихи; Брежнев меня обнимает; Брежнев прикрепляет медаль к школьному пиджаку; Брежнев, я, мама и Чурбанов; групповой портрет награжденных с Генеральным секретарем - Леонид Ильич держит руку на моем плече. В общем, пора заводить специальный фотоальбом! Жаль нет фоток с охоты, там нас тоже "щелкали", но "неформал" сильных мира сего, видимо, на сторону не уходит - не те пока времена.

   Только вернулись к прерванному завтраку, как, в этот раз, отвлек телефон. Метнулся к трубке:

   - Алло! Слушаю вас...

   - Виктор? Здравствуй! Это Жулебин Виктор Михайлович...

   - Здравствуйте, Виктор Михайлович! - изображаю голосом радость от узнавания романовского помощника, ехавшего с нами в "Стреле" в Москву.

   - Здравствуй, здравствуй, герой! Как дела, как съездили в столицу?

   - Спасибо! Все хорошо! Вчера вернулись... "А то ты сам не знаешь", - добавляю мысленно.

   - Отлично! Григорий Васильевич хотел бы с тобой встретиться. Сегодня в 17 часов я заеду за тобой домой?

   - Конечно, Виктор Михайлович! Буду вас ждать...

   "Я так одинок в этом мире... и популярен лишь в очень узком кругу... членов Политбюро! Хе!.."

   ***

   - Вот пархатый крохобор, - беззлобно ругнулся Романов.

   Мы сидели на веранде обкомовской дачи Романова на Каменном острове, и пили чай из блестящего, в лучах вечернего солнца, золоченного самовара. Я только что рассказал Романову о том, как шустро Анатолий Бивис стал моим "соавтором" музыки к песне "Маленькая страна", что и вызвало столь малотолерантное высказывание "хозяина Ленинграда".

   - Их никогда не переделаешь, племя такое... - себе под нос пробурчал Романов, глядя в сад.

   Мы сидели вдвоем. Сначала я удивился, что Романов отослал своих помощников, Жулебин и второй помощник, которого мне никто не посчитал нужным представить, по-моему, удивились тоже, но безропотно покинули веранду. Однако затем все стало понятно. Романова интересовало два вопроса: моя поездка в Москву и мое нежелание продолжать сотрудничество с парой Бивис-Сенчина.

   О Москве я все подробно рассказал, но если про мое общение с Брежневым Романов, видимо, все более-менее точно, знал, то моя встреча со Щелоковым была для него новостью. Хотя особого значения он ей и не придал. Ну, внешне, по крайней мере, этого не проявил. Лишь поинтересовался начал ли я уже писать песню "для милиционеров".

   - Начал уже, Григорий Васильевич, даже две получается! Одна торжественная, а вторая уже слегка шуточная...

   - Ты смотри, - предупредил Романов - у Щелокова хорошее чувство юмора, но шуток над своим ведомством он не понимает, может обидеться.

   - Спасибо, что предупредили, я постараюсь с шутками не перегнуть, - засмеялся я.

   - Постарайся, постарайся... - ворчливо ответил Романов и потянулся к вазочке за сушкой с маком. Я, вообще, заметил, что сушки - универсальное блюдо к чаю у высокопоставленных советских руководителей.

   - Бивиса я поставлю на место - не переживай, моего внушения ему надолго хватит, - Романов брезгливо усмехнулся и задумался.

   Я не стал стесняться, стянул из вазочки пару сушек и захрустел, под удивительно ароматный и вкусный чай.

   - Людмила Петровна сказала, что ты, на самом деле, написал хорошую песню...