Вытерев голову полотенцем, возвращаюсь в кабинет и сажусь за стол. Хмуро смотрю на Иманта
- Что делать будем?
- Для начала нужно все-таки удостовериться, что наши подозрения не беспочвенны.
- Тогда нужно наладить контакт с французской полицией. Запрос советской стороны должен быть официальным и с перечнем конкретных вопросов к следователям и экспертам. Они обязаны нам дать на них четкие ответы.
Я тянусь за листом бумаги, а потом начинаю его заполнять по пунктам, проговаривая их вслух:
1. Была ли ошибка водителя такси причиной аварии, например превышение им скорости?
2. Способствовали ли аварии погодные условия – плохая видимость из-за дождя и скользкий асфальт?
3. Повлияли ли на ДТП планировка дороги или конструкция туннеля?
4. Спровоцировали ли ДТП действия папарацци, преследующих такси?
5. Не подрезал ли кто-то из папарацци на такси?
6. Не произошло ли столкновение по вине другого транспортного средства – не папарацци? Все ли участники ДТП установлены полицией и опрошены?
7. Не заметили ли свидетели ДТП яркой вспышки фар встречной машины, ослепившей водителя такси?
8. Когда и от кого папарацци узнали о проживании Веры в этом отеле?
- То есть за рабочую версию берем все-таки подстроенную аварию с участием спецслужб?
- Пока французы не разубедят нас в этом - да.
Я поднимаю глаза на Веверса
- Имант… Может, я конечно, совсем уже умом тронулся, но нужно еще узнать, где сейчас Саттер. И показать его фотографию папарацци. Ненависть Саттера лично ко мне и ко всей нашей группе в целом, приняла уже какой-то нездоровый, патологический характер. От него можно всего ожидать.
- Маловероятно конечно, но проверить надо. Поручу. И лично позвоню директору ЦРУ - Веверс пожевал губами - это уже за гранью борьбы спецслужб.
- И еще… я сам полечу в Париж за телом Веры.
- Слишком опасно! Если это Саттер, то он еще может быть в Париже.
- Кто бы это не сделал - он в Париже. Убийца обязательно захочет удостовериться, что все идет по его плану.
- И ты хочешь стать наживкой?!
- Да. А вы его вычислите и поймаете. Я хочу лично свернуть голову Вериному убийце – пообещай мне это!
- То, что мы его достанем - обещаю. Насчет “свернуть голову” - нет. Хотя твое желание и понимаю. А сейчас езжай домой, собирать вещи. Вылет спецбортом в 19.00 из Чкаловского. Полетишь ты с охраной, Верин отец и кто-нибудь из мидовских юристов. Евгений Максимович подбирает кандидатуру.
Я киваю и направляюсь на выход. В дверях оборачиваюсь
- Прости, что наорал на тебя, но… хочу, чтобы ты понял. Мне просто сорвало крышу от всех этих совпадений.
- Понимаю. Извинения приняты.
*****
Добравшись до дома, узнаю, что японцы с цэковцами свалили сразу же после моего отъезда. Оказывается, позвонил Веверс, распорядился охране поставить всех в известность. Японские телевизионщики были в шоке. Понятно, что теперь им придется довольствоваться лишь отснятым материалом – когда еще я снова буду в состоянии давать интервью… И не удивлюсь, если они уже на полпути во Францию, такой сенсационный материал для фильма япошки вряд ли упустят. Так что скорее всего, еще увидимся с ними на пресс-конференции. Понятно, что с прессой мне в Париже все равно придется общаться, без этого не обойтись…
Стою в гардеробной, растерянно перебираю вещи. В голове такая неразбериха, что я даже не могу сообразить сразу, сколько и каких вещей мне нужно с собой взять. Сколько дней мы пробудем в Париже, пока мидовцы уладят все формальности? Два…? Три…? В Москве уже неделю стоит жара, а там третий день идут дожди и прохладно – это мне Вера вчера по телефону рассказала. Значит нужен плащ, костюм, черные джинсы и футболки… Взгляд падает на новые вещи от Ёджи Ямамото… Вздохнув, снимаю их с вешалки. Вот и они пригодились. Все в точности, как предсказала бедная Вера: «в них только на похороны ходить». Прижимаюсь лбом к стене, закрываю глаза. Тоска такая, что зверем выть хочется. Через час мне придется смотреть в глаза отцу Веры. Что я ему скажу?! «Простите, не уберег вашу дочь»?! Чувствую себя последней сволочью… Я ведь всех в эту авантюру втравил, я…!
Вздрагиваю от раздавшегося в тишине телефонного звонка, открываю глаза. Нужно взять себя в руки. Нельзя так позорно расклеиваться. Сначала я должен разобраться с этой подозрительной аварией, привезти в Москву тело Веры и организовать достойные похороны. А потом уже предаваться самобичеванию и посыпать голову пеплом.
- Виктор, ты как? – слышу я в трубке сочувствующий голос Григория Давыдовича – Что там руководство решило?
- Я лечу в Париж вместе с отцом Веры. Все московские хлопоты на вас. Боюсь, Татьяна Геннадьевна сейчас не в состоянии делать хоть что-нибудь, так что привлеките Розу Афанасьевну к организации похорон. Нужно быстро решить, где пройдет прощание с Верой, и где семья ее похоронит.
- За это не беспокойся. Если возникнут трудности, я к Калинину обращусь или прямо к Николаю Анисимовичу, они помогут. Думаю Ваганьковское кладбище будет в самый раз. И похороны там удобнее всего организовать. Впрочем, как решат ее родственники.
Я тру виски, пытаясь собрать мысли в кучу. Получается плохо.
- И Майклу прямо сейчас позвоните - соображаю, наконец, я - У них раннее, утро - думаю, он уже проснулся. Если Гор сможет прилететь во Францию, буду ему благодарен. Мы видимо остановимся в гостинице при посольстве, пусть там меня ищет.
Поговорив еще немного, мы прощаемся с Клаймичем. Следом за ним начинается вал звонков. Слухи по Москве распространяются быстро - у многих приемники стоят сразу настроенные на Голос Америки, Би-би-си или радио Свобода.
Звонит Альдона по межгороду, потом Лада. Последняя рыдает в голос. У меня самого сердце в клочья разрывается, пока я ее успокаиваю.
Потом быстро переговорил с музыкантами - позвонили Роберт и Коля Завадский. Я уже опаздываю, но понимая состояние коллектива нахожу в себе силы всех подбодрить, заверить в том, что наши размолвки со старшей Кондрашовой никак не вылезут на похоронах Веры. В чем я, кстати, совсем не уверен. Татьяна Геннадиевна 100% обвинит меня в гибели дочери. Кого же еще?
Бросаю взгляд на часы - пора мчаться в аэропорт. Оставив записку для мамы и потрепав на прощанье по голове притихшего Хатико, направляюсь к машине. Господи, дай мне сил пережить ближайшие три дня…
…Мы подъезжаем к самолету практически одновременно. Я только успеваю выбраться из машины и взять из багажника спортивную сумку, как рядом с нами останавливается еще одна черная Волга. Из нее сначала выходит Сергей Сергеевич, а потом и Александр Павлович – отец Веры, которого я даже не узнал сразу. Вздохнув, роняю сумку на асфальт и делаю шаг им навстречу.
- Александр Павлович… - слова застревают в горле, больше я ничего не могу ему сказать.
Старший Кондрашов постарел разом лет на десять, и сейчас передо мной стоит совершенно другой человек. От прежнего жизнерадостного балагура осталась только тень…
Он сам подходит ко мне. И как-то неловко, по-стариковски обнимает меня, растерянно похлопывая по спине.
- Здравствуй, Витя... Вот видишь, как пришлось нам встретиться...
Сергей Сергеевич тактично отходит к ребятам охранникам, оставляя нас одних. А мы так и стоим, обнявшись, рядом с трапом. В какой-то момент мне даже кажется, что Александр Павлович настолько ушел в себя и так раздавлен горем, что забыл, где он находится. Пожилой мужчина похож сейчас на большого беспомощного ребенка, не понимающего, что происходит вокруг. И я уже начинаю сомневаться, стоило ли нам вообще брать его с собой.
Словно прочитав мои мысли, он тяжело вздыхает и отстраняется.