- Майкл Гор? Приведи его сюда.
Охранник скрывается за дверью, я испытующе смотрю на задумчивого кагебешника
- Будем посвящать его?
- Полностью? Нет, конечно. Пусть думает, что мы объявили войну папарацци. Мы ведь ее объявили?
- Даже не сомневайтесь! Я не успокоюсь, пока все виновные не сядут в тюрьму. Даже если Саттер использовал их втемную, это все равно не может служить оправданием. Но нам нужен хороший французский адвокат, который доведет дело до суда и справедливого наказания.
- Это очень дорогое удовольствие во Франции.
- Не дороже денег. Думаю, Майкл готов будет потратиться. Ведь как бы не гадко это звучало, но суд над папарацци - это не только восстановление справедливости, но и хорошая реклама для его компании и нашей группы. Нас многие артисты поддержат - наглая безнаказанность оборзевших репортеров всех уже порядком достала.
- Да, другим хороший урок будет…
Через минуту в дверях появляется Гор. Словно и не расставались.... Майкл сочувственно похлопывает меня по плечу, здоровается с Сергеем Сергеевичем, как со старым знакомым.
- Не думал, Майкл, что нам так быстро придется встретиться.
- Да, ...ужасная трагедия.
- Убийство.
- Что?!
- Это убийство. Репортеры создали аварийную ситуацию, преследуя такси, в котором ехала Вера. Она погибла из-за них.
- Ты уверен?!
- Да. И поэтому нам нужен опытный французский адвокат, который будет заниматься этим делом и представлять наши интересы в суде. У вас есть в Париже такие знакомые?
- У Эндрю Вебера есть прекрасный французский юрист! Но нам тогда нужно срочно с ним связаться и все дальнейшие шаги предпринимать только посоветовавшись. Расходы пусть вас не беспокоят - компания возьмет их на себя. Если все сложится, судебные издержки мы все равно заставим оплатить те издания, которые представляли эти репортеры. Получится - еще и за моральный ущерб огромный счет им выставим. Давно пора создать такой прецедент.
Мы переглядываемся с полковником - да, уж… американец, вставший на тропу судебного разбирательства - страшная сила. Эта нация сутяжников собаку на судах съела.
- Кстати об адвокатах… Виктор, мы готовы уладить вопрос с «Last Christmas». Если выплатим композитору отступные, то никаких претензий с его стороны больше не будет. Но сумма там…
Гор тяжело вздыхает.
- Сколько? - коротко спрашиваю я
- Права авторов песни «Can’t Smile Without You» представляет издательская компания Dick James Music, и как только они узнали, кто будет исполнять «Last Christmas»…
- Ну...?
- Полмиллиона...
Ого! Дороговато нам обойдутся чужие авторские права. Сергей Сергеевич так и вовсе на Гора вытаращился. Полмиллиона долларов! Огромные деньги... С другой стороны на «Last Christmas» мы заработаем десятки миллионов. 2-кратный мультиплатиновом статус - это считай, что пропуск в рай. Хорошо, что мы можем себе позволить урегулировать вопрос вне суда, а композитор пока не догадывается о предстоящем успехе песни, иначе его аппетиты на половине ляма не остановились бы.
- Платим - коротко произнес я
- Виктор! - Сергей Сергеевич поперхнулся - Такой вопрос надо с Москвой согласовать!
- Не надо. Это в компетенции лейбла, и МВД никакого отношения к моим авторским правам не имеет - отрезал я - тут чисто финансовый вопрос между двумя компаниями. Но Майкл, в соглашении не должно быть никаких фраз о плагиате. Для прессы - обе стороны признали принципиальное отличие в аранжировках и договорились вне суда.
- Все так и будет, Виктор! Дойной коровой им нас сделать не удастся, и они это прекрасно понимают. Выплата будет единовременной, и больше никаких претензий с их стороны. Юристы двух фирм сейчас этим занимаются и уже готовят соглашение.
Ну, хоть одна хорошая новость за последние сутки…
*****
К моргу госпиталя Сальпетриер мы приезжаем практически к открытию. И естественно, никто из репортеров в такую рань нас здесь не ждет. Сам госпиталь – это всего лишь небольшая часть огромного университетского комплекса, старинные и современные здания которого занимают несколько кварталов на левом берегу Сены. Но сегодня мне не до архитектуры, и все эти красоты я провожаю, равнодушным взглядом. Территориально это тринадцатый округ, рядом находятся Бульвар Венсен Орьоль и Площадь Италии, совсем недалеко отсюда расположен вокзал Аустерлиц. Мне приходилось когда-то давно бывать здесь, я немного знаю эти места…
Заходим в довольно современное здание, один из мидовцев о чем-то кратко переговаривается с сотрудницей на ресепшене. Она пристально смотрит на нас, и при взгляде на меня в ее глазах мелькает узнавание. Но, слава богу, у нее хватает такта тут же отвести взгляд и даже изобразить на лице сочувствие. Искреннее ли оно? Я не знаю. Мне сейчас все равно. Достаточно того, что в ее взгляде нет жадного любопытства, уже и за это спасибо. Она делает короткий звонок и просит нас подождать пару минут – за нами сейчас придут.
Внутренне я готовлюсь к посещению морга, но для меня это дело совсем непростое. Удушливой волной тут же нахлынули все воспоминания из прошлой жизни. Умом вот понимаю, что мама и дед сейчас живы, но липкий страх буквально сковывает меня, и я ничего не могу с этим сделать. Ненавижу морги! Ненавижу!!! Эти жуткие запахи, которые ни с чем не спутать, эти вечно мрачные коридоры и эту тягостную атмосферу безысходности. Для моей психики это тяжелейшее испытание, но мне придется все выдержать. Делаю пару резких вдохов-выдохов как перед нырком глубоко под воду.
Сергей Сергеевич замечает мое состояние и обеспокоенно спрашивает:
- Ты как? Может, тебе лучше в машине остаться?
- Нет. Я выдержу.
Обязан выдержать. Мой давний психоз, усугубленный чувством вины к Вере - это ничто по сравнению с горем Александра Павловича. Вот кому по-настоящему худо. Отец Веры крепится, но… боюсь, предстоящее опознание тела сломает его окончательно. И на месте аварии ему сегодня точно делать нечего. Незаметно склоняюсь к уху полковника
- Надо уговорить Александра Павловича не ездить с нами к мосту Альма, он не выдержит. Ему сейчас врач нужен, а не встреча с толпой фанатов.
- Попробую. Здесь ведь еще придется задержаться для оформления документов и всяких формальностей.
- Вот пусть и задержится тут с мидовцами. А мы тем временем созвонимся с Майклом и отправимся на место аварии.
Наш разговор прерывает появление сотрудника морга. Он здоровается с нами и жестом просит следовать за ним. А дальше для меня все как в страшном сне. Выходим из лифта на подземном этаже, и я спотыкаюсь от накативших разом запахов, ощущений и воспоминаний. Словно переживаю сейчас заново весь тот давний кошмар, когда забирал из морга тело умершей мамы.
Кто-то из охранников вовремя подхватывает меня за локоть, и дальше уже происходит все, как в тумане. Длинный, ярко освещенный коридор, стерильное помещение прозекторской с неистребимым запахом формалина и медицинским столом посредине, на котором лежит накрытое простынею тело. Нас вежливо просят подойти. Александр Павлович, пошатываясь, подходит, растерянно оглядывается на нас с Сергеем Сергеевичем. Мы, молча, встаем с двух сторон, готовые сразу же поддержать его, если понадобится.
Сотрудник, дождавшись кивка Александра Павловича, откидывает простынь с лица Веры. Усилием воли я заставляю себя посмотреть на нее. Лицо Веры спокойное и чистое, на нем нет следов травм. Ее красивые зеленые глаза закрыты, она словно спит. О смерти говорит только излишне бледная кожа - в лице совсем нет красок, словно его присыпали сверху белой пудрой.
Рядом всхлипывает отец Веры и без сил опускается на колени, мы едва успеваем подхватить его. Плечи его мелко вздрагивают, губы шепчут только одно слово: «Верочка… Верочка…». Смотреть на это невозможно, и мы все смущенно отводим взгляд. А потом буквально под руки выводим Александра Павловича из прозекторской. Пожилая медсестра помогает нам усадить отца Веры на стул и, коротко переговорив с мидовцами, настойчиво заставляет его выпить лекарство. Проходит минут десять, прежде чем взгляд Кондрашова старшего снова приобретает осмысленный взгляд.