- Их еще нужно установить – этих виновных… - пожилой таксист мнется, вытирает пот со лба. Август в Париже и правда выдался жарким.
- Смеешься что ли?!! – взрываюсь я – Чего их устанавливать, если все фотографии, сделанные ими до приезда полиции, подписаны и за них получены деньги в кассе?! Просто подними трубку, и редакции обязаны назвать полицейским все фамилии. У каждой этой твари, заработавшей на смерти людей, есть имя и фамилия – полиция их уже прекрасно знает! Но молчит, видимо не желая связываться с желтой прессой. Вот если бы погиб какой политик или полицейский, они бы засуетились, и виновные давно бы оказались за решеткой. Но таксист для них не человек! И молодую девушку им не жалко – подумаешь, советская певичка! Комми...
Толпа взрывается негодованием, к нам присоединяются все новые и новые таксисты. Их машины заполонили уже всю стоянку, и наш разговор с водителями постепенно перерастает в стихийный митинг – про бедных пассажиров уже никто и не вспоминает
- ВиктОр, что собираешься делать?! – кричит мне кто-то из толпы
- Сейчас у меня будет пресс – конференция. А потом я разошлю обращение во все центральные газеты Европы, и Америки, обращусь за поддержкой к знаменитым певцам и артистам.
- Что ты творишь?! - шипит на ухо Сергей Сергеевич - Веверс нас убьет!
- И если после этого не увижу от полиции внятных действий - продолжаю я, игнорируя безопасника - Я прикую себя наручниками к ограде Елисейского дворца и не уйду оттуда до тех пор, пока ваш президент не призовет их к ответу.
Обвожу всех взглядом и жестко добавляю:
- Дело совести каждого из вас – поддержать меня и Эмиля Пино, или трусливо отступить. Но помните: завтра на месте Эмиля может оказаться каждый из вас. И я могу. И любой человек может. Потому что за дутую сенсацию эти выродки никого не пожалеют. Они и мать родную за тридцать серебряников продадут!
- Твари! Мало им сегодня ночью редакции разгромили!
Толпа начинает напирать, атмосфера гудит от напряжения.
- Погромы – это не выход. Молодежь сделала это скорее от безысходности. А вы можете продемонстрировать свою волю другим способом - организованным. Не мне вас учить, как заставить полицию считаться с собой – слышал, что парижские таксисты покруче нью-йоркских будут! Так докажите полиции, что у вас стальные яйца!
- Точно!
- Надо связаться с диспетчерами и объявить сбор у полицейского управления 16 округа! - пожилой таксист срывает кепку, бросает ее на землю - Пусть нам сначала расскажут, почему виновные до сих пор на свободе!
- А потом перекроем им весь 16 округ!
- Президент пусть сегодня тоже под домашним арестом посидит!
Сергей Сергеевич резко тянет меня за рукав, показывает на часы. Да. Дальше здесь теперь и без меня отлично справятся. Главное сделано: запал к пороховой бочке поднесен, и скоро в Париже рванет так, что ночные погромы властям пустяком покажутся. И пусть еще перекрестятся, что в Сорбонне сейчас каникулы – иначе я бы и студентов на баррикады вывел! Устроил бы им 68-й год...
Мы возвращаемся к машине, рядом тормозят все новые такси - радиосвязь у парижских таксистов налажена прекрасно. Сергей Сергеевич обеспокоенно наклоняется к моему уху:
- Витя, ты здесь хочешь устроить второй Кельн?
- Нет - я спокойно смотрю в глаза безопасника - Второй, сука, Сталинград.
Он осуждающе качает головой
- Твоя кровожадность может привести к дипломатическим осложнениям…
- Они и так уже есть. Французские власти нагло проигнорировали убийство советской подданной, а наши дипломаты вместо того, чтобы выразить официальный протест на бездействие полиции, трусливо попрятали головы в песок. И ждут, не дождутся, когда мы с вами улетим в Москву, чтобы снова начать изображать здесь советско-французскую дружбу. Им даже перед убитым горем Александром Павловичем не стыдно.
- Послушай…
- Нет, это вы меня послушайте! – зло наставляю я на полковника указательный палец – Нельзя давать вытирать о себя ноги! Никогда. Ни при каких условиях. Чтобы не случилось. В любой стране мира – жизнь советского гражданина должна быть священна и неприкосновенна! – рублю я воздух ладонью
- И никак иначе. Позволим неуважение один раз – и о нас начнут вытирать ноги все, кому не лень. Докатимся до того, что гвинейские папуасы начнут нас считать ниже себя. А потом и африканские макаки.
- Ты преувеличиваешь.
- Неужели?! Носимся с этой Францией, как с писанной торбой, а они взяли – и плюнули нам в лицо! Предлагаете мне утереться? А я предпочту дать сдачи! Причем так, чтобы они об этом долго еще помнили.
- Виктор, есть французские власти, а есть народ Франции.
- Это вы мне рассказываете?! Вон, послу нашему расскажите, который второй день отсиживается в своей резиденции на улице Гренель. Обязательно по прилету в Москву расскажу все Примакову!
Сергей Сергеевич делает страшные глаза и показывает мне на водителя, который явно греет уши. Да, насрать мне на него, пусть бежит доносит! На наше счастье мы уже приехали и дальше можно только пешком – вся проезжая часть перед пострадавшей редакцией перегорожена волнорезами.
Я не могу открыто сказать полковнику, что и здесь посол ничем не лучше Полянского. Посмотрел я послужной список товарища Червоненко, когда был у Веверса. Его главное достоинство – принадлежность к украинской группировке и личная преданность Брежневу. Еще при Хрущеве неизвестно за какие заслуги он из лекторов попал в послы, да так им и остался, только Китай на Чехословакию сменил, а потом на Францию. А ведь следующим послом во Франции должен стать отличный дипломат – Юлий Михайлович Воронцов. И вот хрен ли нам ждать еще четыре года – нужно срочно посла менять! Нет, завтра обязательно найду время переговорить с Евгением Максимовичем. Хотя чего откладывать – вот сейчас вернемся в посольство, и сразу же позвоню ему. Нужно в красках расписать трусливое поведение посла.
…Разрисованный фасад редакции и заколоченные фанерой окна вызывают у меня прилив бодрости и хорошего настроения. Красота…! Хоть уборщики уже и подмели тротуар, но мелкая крошка битого стекла приятно похрустывает под нашими ногами. Эх, был бы у меня баллончик с краской, ей богу - сам расписался бы здесь, как на Рейхстаге! Но в принципе, фанаты и без меня отлично справились. Вон даже Сергей Сергеевич не может сдержать довольной ухмылки.
Меня, конечно, же сразу узнали, нас тут же окружили зеваки - люди начали пожимать мне руки, выражая солидарность и сочувствие. А через минуту через толпу пробился и какой-то репортеришко с телекамерой.
- Виктор, признайтесь, вам стыдно за своих поклонников?
- Мне?!! – изумляюсь я – Да, с чего бы это? Люди пошли на погромы из-за бессилия. У них нет другого способа донести до властей свое возмущение наглостью папарацци и бездействием полиции. Власти их упорно не желают слышать. И вот вам результат.
Я широким жестом показываю на разрисованные стены и выбитые окна
- Но нанесенный ущерб…
- Вы считаете, что он сопоставим с убийством Веры Кондрашевой, увечьями Дональда Трампа и Эмиля Пино? Тогда чем вы сам лучше тех мерзавцев, что устроили аварию и заработали на смерти Веры?
Зрители рядом одобрительно гудят, репортер явно побаивается толпы и больше не рискует задавать мне слишком острые вопросы. Правильно побаивается. Я сейчас злой, как шершень – могу и в репу зарядить за особо беспардонный вопрос.
- А пресс конференция состоится в полдень, без опозданий?
- Естестественно И там вы услышите много интересного, поспешите.
Но репортеришко не собирается сворачиваться и продолжает меня снимать. И тогда я решаю устроить напоследок хулиганскую выходку. Прошу у Сергея Сергеевича блокнот и ручку. Старательно вывожу на странице фразу “pour les réparations” - “на ремонт”, отрываю лист и, выплюнув изо рта жвачку, креплю на нее этот листок к фанере, закрывающей разбитое окно. А потом извлекаю из кармана мелочь, демонстративно отсчитываю несколько серебристых монет - получается как раз ровно 30 франков. Небрежно швыряю эту кучку под листком.