Генерал ругается матом. Виртуозно. Тут я догадываюсь, что Юрий Михайлович звонит напрямую главе МУРа Еркину. С которым мы свели знакомство после драки в Арагви. Кстати, за банду Лакобы мне Чурбанов обещал медаль. Но так и не дал. Напомнить? Пожалуй, не буду, слишком у него вид… не тот. Еще спустит на меня всех собак.
— И ты хочешь сказать, что из-за такой ерунды, как гримерка — генерал отдав указания, вешает трубку — Пугачева устроила за кулисами скандал?
Я спокойно пожимаю плечами. Мне то ясно, что не из-за гримерок — просто у советской эстрадной элиты накопилось сильное раздражение против «выскочки». Еще год назад обо мне никто не знал — а сейчас вся страна, да что там страна, весь мир поет песни Селезнева. А они — на обочине истории. Сначала был Буба, теперь «Мадам Брошкина»…
— А Галя к ней с таким теплом относится, поддерживала во всем… — генерал отсутствующим взглядом смотрит в окно
— …Как она?
— Да, неважно… Как узнала об отце, так и не отходит от него… теперь каждый день в больницу мотается. Знает, что надежды уже никакой… Леонида Ильича уже два раза реанимировали. Короче, все плохо, Витя…
Мы сидим молча. Я умом осознаю, что надо бы предложить генералу по 100 капель, но обидно будет, если Чурбанов увидит во мне подростка и посмеется.
— Еркин оперов пришлет — Чурбанов тяжело встает — Будут копать эту историю, искать твоего каратиста. Ты это… Заезжай к нам, Вить. В пятницу посиделки будут, народ соберется. Помнишь, как тогда на даче?
— Конечно, Юрий Михайлович, приеду!
Провожая Чурбанова, встречаю в холле вернувшуюся Альдону. Краса-а-вица…! Летящая прическа, идеальный макияж. Девушка бросается ко мне, осматривает.
— Цел я, цел — завожу в пустой коридор, обнимаю. У-у как от нее приятно пахнет. И бюст так чудесно упирается мне в грудь. Руки невольно спускаются ниже. Мощным усилием возвращаю их обратно на талию. Сейчас не время!
— Принцесса вернулась домой, а злых драконов доблестные рыцари уже повязали и отправили в королевские застенки — шучу я — То бишь, в ближайшее отделение милиции. Но если серьезно, то это большая удача, что вас здесь не было.
— Правду Львова говорит, что ты с каким-то каратистом бился? — Альдона отстраняется и внимательно на меня смотрит
— Было дело… Черный пояс точно. Чуть не завалил меня ударом локтя.
— А кто он такой, узнали?
Я пожимаю плечами. А хрен его знает, кто он такой…! Но не любитель точно. Уровень Альдоны, если не выше.
— Надо его обязательно найти!
Угу… и отдать негодяя ей на расправу. Наш разговор прерывает звонок — Альдону просят к телефону. Судя по ее застывшему лицу, грозный папаша Веверс с претензиями нарисовался. Их разговор довольно быстро заканчивается, и Алька снова тащит меня наружу.
— Отец велел отвезти тебя к нему
Оказаться от такого приглашения не представляется возможным, надо ехать. Передаю бразды правления в руки Сергея Сергеевича и отправляюсь навстречу неприятностям. Понятно, что не пряниками меня там угощать будут… Вопреки ожиданиям, Альдона на собственной машине везет не на Лубянку, и даже не на конспиративную квартиру. Тормозит на пустынной набережной и кивает мне на Волгу, стоящую неподалеку.
— Иди. Отец уже ждет тебя…
Иду… При моем приближении водитель Веверса выходит из машины, открывает заднюю дверь, а сам отправляется подышать свежим воздухом. Имант Янович сегодня не в духе. Рядом на заднем сиденье лежит папка с документами, видимо по мою душу. Сажусь, молчим. Веверс щелкает в руках грецкие орехи. Двумя пальцами! Силен. Не ест — складывает в пакет. Орехи отдельно — скорлупа отдельно. С трудом сглатываю слюну. Перед глазами стоит мидовский туалет, Середа…
— Андропов сегодня умер — щелк, щелк — Покончил с собой
— Как? — я закрываю глаза, чтобы не видеть этого «робота»
— Засунул наградной пистолет в рот. Весь потолок заляпал.
Засунул или засунули? Благоразумно молчу.
— Объявлять в прессе не будут. Он уже не член Политбюро, из ЦК тоже вывели. «Помер Максим ну и хрен с ним».
Мне страшно. Смотрю на улицу. Набережная пуста, завывает ветер.
Веверс достает из папки несколько листков, скрепленных скрепкой, протягивает мне. Внимательно вчитываюсь… А не сказать, что я сильно удивлен. В моих руках всего лишь стенограмма нашей беседы с Анной в Национале. Странно только, что он так долго ждал. Видимо выбирал момент поудачнее, и счел, что сегодня будет «самое оно». Вздохнув, я возвращаюсь к чтению. Интересно, какой реакции он от меня сейчас ждет. Испуга? Отчаянья?… Возвращаю ему листы, сделав над собой усилие, спокойно смотрю в его льдистые глаза. Молчу… Ему нужно, пусть сам и начинает разговор.