— Конечно, готовы, — отвечает Макс, глядя на других и пожимая плечами.
Катинка заходит в столовую и жестом подзывает Ингмара.
К. А. догоняет его в коридоре и, расстегивая манжету рубашки, бормочет, что ему как-то неспокойно.
— Ты с Гуннаром говорил?
— Как раз собираюсь, — отвечает Ингмар.
— Вряд ли у тебя получится уговорить его снова ехать в Финнбаку.
— Да я бы и не решился ему это предложить, — с улыбкой говорит Ингмар. — Думаю, сцену можно будет смонтировать из того материала, что уже есть.
Звонит телефон на стене.
— Не знаю, — говорит Стиг, опустив глаза. — Похоже, народ совершенно… мне кажется, они просто не верят, что фильм состоится. Пока царит такое настроение, ничего не получится.
— Да уж.
— Ингмар, — начинает Стиг, пытаясь встретиться с ним взглядом, — скажи, как вообще обстоят дела? Сколько мы еще здесь пробудем?
— Не знаю, — отвечает он, прижимаясь к стеклянному горлу банки.
Снова звонит телефон.
— Ты должен поговорить с шефом. Как только перестанет светить солнце, мы за неделю управимся.
— Мы могли бы сделать все за четыре дня, — отвечает Ингмар. — На это у нас есть деньги, но ты же видишь, что сегодняшний день, похоже, пропал. А если Гуннар до завтра не поправится, то можно собираться домой.
У К. А. дрожат губы.
— Все будет хорошо, — мягко увещевает Ингмар.
К. А. молча смотрит ему в глаза.
— Если б ты мог разыскать Блумквиста и его команду, мы бы сегодня съездили на машине посмотреть место самоубийства.
Сквозь стеклянные двери ресепшена Ингмар видит Бритт Арпи[42]. Он отворачивается как раз в тот момент, когда та открывает рот. «Бергман», — слышится у него за спиной.
Он убегает, чтобы не слышать ее слов о телеграмме, которая пришла утром.
Быстро идет по коридору.
Ударяется о стеклянную стену и, перевернувшись, вспархивает к потолку, отскакивает, залетает под стеклянный колпак и, обжегшись о раскаленную лампу, падает на пол. Обогнув угол, слетает по лестничному пролету и переходит на шаг.
Останавливается, непонятно зачем глядит на часы, делает еще пару шагов и тихонько стучит в дверь.
— Кто там?
Открыв дверь, Ингмар видит Гуннара, который лежит в постели и читает.
Книга сползает на грудь, он закрывает глаза.
— Решил посмотреть, как ты тут.
— Да вот так, — бормочет тот.
— Горло болит?
— Сегодня работать не смогу.
— Понимаю, — поспешно говорит Ингмар. — А как насчет завтра?
Гуннар не отвечает.
— Боюсь, денег не хватит, если мы… с этим, конечно, ничего не поделаешь, но…
Гуннар открывает глаза, губы сужаются в ниточку и бледнеют еще сильнее.
— Может, принести тебе порошки для моментального выздоровления? — спрашивает Ингмар, не в силах сдержать улыбку. — Отец показал мне поздравительную открытку, которую я нарисовал бабушке, когда мне было лет шесть. Она изрисована красными и желтыми лицами с кучей точек. На обратной стороне моя мать написала: «На картине, без сомнения, изображен большой пожар».
Гуннар снова начинает читать.
— Отец впервые захотел посмотреть фильм, пришлось пообещать ему, что все получится, — лжет он.
За окном раздается автомобильный гудок, гнусаво звучат фанфары. Когда, отодвинув занавеску, Ингмар смотрит в окно, он видит, как незнакомец, стоящий рядом с черной машиной на гравийной площадке, машет рукой.
Опустив голову, Свен ждет в коридоре рядом с его дверью. Взлохмаченные светло-рыжие волосы, уставшие глаза в обрамлении сахарной крошки белесых ресниц.
— Что случилось? — спрашивает Ингмар. — Ты как будто… даже не знаю, как сказать. Все будет хорошо, так всегда бывает.
— Просто из лаборатории сообщили об ошибке.
— Какая пленка?
— Они пока не уверены, что что-то не так, но…
— Это сцены с Гуннаром? Да? — спрашивает Ингмар. — Тогда все пропало.
Свен опускает глаза, щеки и кожа вокруг светлых бровей краснеют. Ингмар не знает, что сказать, он не в состоянии продолжать этот разговор, он слишком устал, чтобы говорить что-то ободряющее. Он закрывает дверь в номере, оставив Свена стоять в коридоре, медленно запирается на замок и ложится на живот в кровать.
Телефон трещит, временами царапая голоса, нереальное чувство кружения и падения пронизывает беседу.
— Нет, я вернулась позавчера.
— Как там Мария Луиза?
— Как обычно, — говорит Кэби. — Nur Ruhe[43]. Разбила все на части, каким-то чудом нашла дирижера, который выучил оркестровую партитуру, переложенную для фортепьяно.