Новая первая леди, Леди Берд Джонсон, часто жаловалась на трудное положение, в которое внезапно попала ее семья. «Люди смотрят на живых и мечтают о мертвых», – говорила она.
Из уважения к вдове президента Линдон Б. Джонсон (которого в аппарате Кеннеди очень не любили) не переезжал в Белый дом до 7 декабря 1963 года. Он приступил к работе в Овальном кабинете 26 ноября, а до этого работал в кабинете 274 Старой правительственной резиденции, расположенной по соседству с Белым домом. Некоторые из советников Джонсона считали дату переезда 7 декабря неудачной, поскольку это была двадцать вторая годовщина нападения на Пёрл-Харбор. Другие просто хотели отсрочить выезд миссис Кеннеди из Белого дома. Любой шаг Джонсонов стал бы болезненным, поскольку завоевать расположение убитых горем сотрудников администрации Кеннеди они не могли ничем.
Люси Бэйнс Джонсон, которой в то время было всего шестнадцать, вспоминает, насколько ее ошеломила единственная ссора родителей на ее памяти. «Нам надо переехать 7 декабря, Берд» – сказал жене Джонсон. «Линдон, в любой другой день, только не в этот. Только не в этот», – напрасно умоляла мужа ее мать.
Когда семья Джонсонов наконец отправилась жить в резиденцию, их дочь Люси везла в своем универсале пару их биглей. Леди Берд вместе с Бесс и своим пресс-секретарем Лиз Карпентер привезли с собой хрупкие предметы, а также портрет их земляка-техасца Сэма Рэйберна, который был наставником Джонсона.
На первых порах Джонсоны относились к Белому дому с видимой опаской, как будто посягнули на заповедную территорию. Но, в отличие от политического аппарата Кеннеди, персонал резиденции и не думал относиться к ним как к нежеланным гостям. «Я никогда не ощущала чего-то вроде «а вы как здесь оказались?». Это всегда было «о, как жаль, что вам пришлось переселиться сюда при таких печальных обстоятельствах. Как мы можем помочь? Что вам подсказать?» – сказала мне Люси.
Рады были не все. Трафс Брайант – электрик, который стал заниматься собаками президентской семьи при Кеннеди (в какой-то момент у них было девять собак) и продолжал делать это вплоть до Никсонов, – воспринял президента Джонсона настороженно. «Я лишился собак, зато приобрел незнакомого мне президента. Я не только не знал его, я считал, что и не хочу его знать. Он не был ни живым, ни добродушным, ни остроумным, как Кеннеди, и я сам слышал, как он материт прислугу, если что-то делается недостаточно быстро». Брайант описывает разительные перемены, случившиеся в Белом доме при новом президенте: «На смену терьерам явились бигли. Розовые тона Джекки сменились желтыми тонами Леди Берд. Чоудер исчез, появилось чили». Он надеялся, что хоть что-то останется неизменным и Джонсон по достоинству оценит, как он научил президентских собак встречать хозяина по возвращении из поездок. Президенту Кеннеди это очень нравилось. Выходя из военного вертолета на Южной лужайке, он всегда расплывался в улыбке и приветствовал встречающих собак, как свой почетный караул.
Внезапно «на смену малышам пришли подростки», трогательно пишет Брайант, имея в виду детей Кеннеди Кэролайн и Джона-младшего и дочерей Джонсонов, Люси и Линду. Тем не менее в конечном итоге Брайант проникся симпатией к Джонсонам.
В своих воспоминаниях Леди Берд Джонсон пишет, что стать заменой Джекки «с характерными для нее стальной выдержкой и энергичностью» было невозможно. По ее словам, ей казалось, будто она «вышла на сцену в роли, которую ни разу не репетировала».
Пока новый президент работал во временном помещении, персонал Белого дома спокойно готовился к смене жильцов. Уже через четыре дня после убийства главный швейцар Дж. Б. Уэст приехал к Леди Берд в вашингтонскую резиденцию Джонсонов «Вязы», чтобы обсудить, какую мебель они возьмут с собой в Белый дом.
Во второй половине того же дня миссис Джонсон приехала к вдове Джона Кеннеди в Белый дом на чаепитие. Уходящая первая леди любезно показала своей преемнице второй этаж, чтобы та могла оценить, насколько удачно ее мебель впишется в спальню и гостиную, которые Кеннеди занимали почти три года. «Не бойтесь этого дома – вам здесь будет хорошо. Я провела в нем часть счастливейших лет своего брака», – сказала Джекки. Леди Берд пишет, что, показывая дом, она повторяла эту фразу, «будто стараясь успокоить меня».