Надо полагать, еще на заре человечества, когда возникло первое государство, наверное, люди стали задаваться сакраментальным вопросом — что сильнее: диктат власти или диктат личных связей? Диктат власти может ослабляться или усиливаться личными связями в отношении конкретного лица или целой группы людей. А иногда диктат власти может быть вовсе нейтрализован диктатом личных связей. И жалящее острие власти поворачивается порой, как дышло, совершенно в другую от виновного сторону.
Диктат личных связей — это айсберг в тумане, на который могут натолкнуться несведущие и. пойти ко дну. В то время как диктат власти — это высокая скалистая гора, которая всем видна. И время от времени срывающийся с нее камнепад указов и законов можно спокойно пережить.
Таким образом, диктат личных связей опаснее диктата власти, потому как не регламентируется никакими общеизвестными правилами, и к тому же он зачастую невидим. А его сила воздействия и сфера влияния, в отличие от диктата власти, — неограниченна, особенно в нравственной сфере. И если сравнивать в абсолютном смысле диктат личных связей, ее силу в разных обществах, то не трудно заметить: острота диктата личных связей намного мягче, притупленнее против кого он направлен — иначе говоря, в отношении жертвы — в демократических обществах, где царит гласность, чем в деспотических, диктаторских государствах, ибо закон там просыпается только тогда, когда это угодно влиятельным сановникам, и трактуется как им нужно.
Стало быть, то, что не под силу диктату власти, под силу личным отношениям, ибо его питает не затухающий вулкан — личный интерес. И получается парадокс: чем сильнее диктат власти, тем слабее он перед диктатом личных связей. И наоборот, чем демократичнее общество, тем слабее диктат личных связей.
Ну а диктат царской власти был еще могуществен… А значит, диктат связей Распутина был еще более могуществен и стоял выше, чем все законы Российской империи вместе взятые. И когда генерал Джунковский вышел из приемной императрицы Александры Федоровны, ноги его подкашивались, а к вспотевшей спине прилипала рубашка. Царица была в бешенстве и заявила, что он, шеф жандармов, явно ошибся профессией. При сем присутствовавший министр двора Фредерикс ехидно улыбался. Джунковский хорошо знал: этот паук давно плетет сети интриг вокруг него. После разговора у императрицы обер-жандарм решил, что пора критические стрелы монарших особ направить на своих врагов. И когда ему доложили, что под крылышком ненавистного Фредерикса свил гнездо кайзеровский агент, Джунковский предпринял энергичные меры по его разоблачению. Шефу жандармов нужны были веские доказательства, что министр двора скрывал у себя в имении немецких агентов. Раскрыть причину его лживых доносов и поклепов царю. Вот почему Джунковский, нарушая традиции своей работы, мгновенно преобразился и с настойчивостью маньяка энергично принялся ставить капканы на Перинова.
Кайзеровский агент Двойник и не подозревал, что это результат сложных интриг высших имперских сановников. Узнай он об этом, ему бы легче не стало. Ведь результат-то уже никак не изменишь. Годы, проведенные в Казани, не вернешь. А тут еще свои же хотят избавиться от него. Бежать? Но куда? В фатерлянд? Но в военное время это не так-то просто. Вернись он сейчас домой, его могут обвинить в предательстве. Без разрешения этого делать нельзя. Не успеешь перешагнуть порог собственного дома, а тебя уже под белые ручки да в тюрьму. Но это в лучшем случае. Ведь в разведке в случае гибели ценного агента — в хорошем гробу похоронят, по первому разряду. Как говорится, уважат по чину. Это тут свято соблюдается. Он и сам в княжестве Польском, начиная свою карьеру в разведке, убрал двоих. Резидент в Варшаве сказал тогда ему, что они — двойные агенты. Герхард Хаген понимал, что кроме всего — это и проверка его не только благонадежности, но и исполнительности. Это была его первая аттестация, но не последняя. Последняя была в 1916 году в Казани, когда он, прибыв туда из Чистополя, шлепнул одного чиновника с порохового завода, дабы обрубить концы после неудачной попытки диверсии. То был приказ Черной вдовы, который ему передал все тот же Выкидник, его связник.