– Я согласен,– бодро ответил Сиротин и покосился на закрытую дверь. Он ждал санитаров, но те почему-то не спешили ему на помощь. Самому попробовать добежать до двери? А вдруг она заперта на ключ? Нет, сил для побега пока что маловато. Придется потерпеть, тем более, псих настроен вроде бы мирно. Даже улыбается, глядя на Сиротина явно сумасшедшими глазами.
– Тогда подпишите, и дело сделано.
Откуда незнакомец достал бумагу – Евграф не заметил. Возможно, из рукава широкого балахона, очень отдаленно напоминавшего больничный халат?..
Лист был абсолютно чист с обеих сторон. Сиротин с минуту растерянно вертел его в руках.
– Сумму проставьте сами... – Незнакомец ногтем провел черту в середине листа.– Вот здесь.
– Цифрами или прописью? – на всякий случай поинтересовался Сиротин, у которого не осталось никаких сомнений в психическом нездоровье незнакомца.
– И цифрами, и прописью – так надежнее,– подсказал псих.– И распишитесь в углу.
– Может, отпечаток пальца поставить для верности? – любезно предложил Сиротин.
– Не надо,– отозвался незнакомец, забирая бумагу у Евграфа.– Сойдет и так.
В последний момент Сиротин успел заметить краем глаза, что на бумаге проступили вдруг письмена... Правда, очень может быть, что ему это только показалось. Тем не менее он все-таки задал незнакомцу вопрос, который, возможно, следовало озвучить значительно раньше:
– А что я должен делать?
– Для начала мы с вами отправимся в небольшой оздоровительный круиз. Отдохнете, подлечитесь, наберетесь впечатлений. И потихоньку войдете в курс своих обязанностей.
– A когда мы отправимся в круиз?
– Прямо сейчас. Все формальности уже улажены.
Сиротин обрадовался. Кажется, близился конец его заточению в компании с психом. Только бы вырваться из этой комнаты, а уж там он найдет способ, как сдать буйного санитарам. Пора уже заявить о себе, как о совершенно нормальном человеке, случайно угодившем в профильное заведение. Не век же ему здесь куковать.
– Возьмите меня за руку,– сказал незнакомец,– и ничего не бойтесь.
Сиротин с охотою последовал совету, поскольку с похмелья его слегка покачивало и ноги плохо держали отяжелевшее после сладкого сна тело. Вдруг совершенно исчез свет. Заурчало в желудке, и тошнота подступила к горлу – как будто кто-то неосторожно перевернул его с ног на голову. Ощущение напугало до смерти, и он попытался истошно завопить: «Санитары!..» – Но к ужасу не услышал собственного голоса.
Свет вспыхнул, когда Евграф решил, что пришел его смертный час. Было ли это возвращением к жизни – он так и не понял.
...Помещение, в котором он оказался, менее всего напоминало больничный коридор. Огромный зал, отделанный то ли мрамором, то ли очень похожим на него камнем. Все отдаленно походило на остановку московского метрополитена – во всяком случае размерами,– но служило для каких-то иных, непонятных Сиротину целей. Евграф собрался закричать от ужаса, но потом передумал. Кричать было абсолютно бессмысленно, поскольку санитары в этом зале не могли находиться по определению. Шлепанцы куда-то пропали. На холодном полу Евграф невольно переступил с ноги на ногу.
– А это что такое? – показал он пальцем на рисунок.
– Пентаграмма,– охотно отозвался незнакомец.
– А где мы находимся? На вокзале?
– Можно сказать и так... – усмехнулся незнакомец, после нелепого двухминутного стояния на одном месте наконец двинувшийся вперед.– Ничего плохого с вами не случится, Евграф Виленович. Не пугайтесь.
Со своим предупреждением бывший псих запоздал, поскольку как раз в этот момент Сиротин не просто испугался, а буквально заверещал от ужаса. Да и кто бы остался спокоен, созерцая стоящих вдоль стен существ с поднятыми не то для рубки, не то для приветствия мечами в руках? Тела у них были вполне человеческими, зато морды настолько откровенно лягушачьи, что Евграфа от их вида затрясло.
– Это жабовидные пщаки,– пояснил незнакомец таким тоном, словно чудища были если не братьями его родными, то во всяком случае хорошими знакомыми или добрыми соседями.
Евграф на всякий случай ущипнул себя за ляжку. И обнаружил две неприятные вещи: во-первых, он не спал – щипок получился настолько чувствительным, что разбудил бы и покойника; во-вторых, он потерял не только шлепанцы, но и одежду. Всю! До нитки!
Голым, однако, был и незнакомец. Осмотрев его украдкой, Евграф пришел к выводу, что имеет дело все-таки с человеком. Во всяком случае необходимые детали имелись в наличии. Открытие странно его утешило. Он слегка успокоился и начал – хоть и медленно – соображать.
Не приходилось сомневаться, что он оказался во Внеземелье,– хотя бы потому, что на Земле ничего подобного не строят. Будь Сиротин таким же дураком, как Жигановский или Казюкевич, он непременно закатил бы сейчас истерику или стал бы самого себя убеждать, что имеет дело с фокусниками, экстрасенсами или иными «шутниками»... Но у Евграфа хватило мужества взглянуть горькой правде в глаза. Тем более что он об этой правде догадывался и раньше, оказавшись чуть ли не единственным трезвомыслящим человеком на Земле.
Правда, это трезвомыслие завело его очень далеко – так далеко, что никому из фантазеров и не снилось... Единственным утешением служило то, что он все-таки не сошел с ума – как подумалось сначала в больничной палате. Слабое, конечно, утешение, поскольку он вполне еще мог двинуться по фазе при созерцании чудес неведомого мира...
Сиротин на всякий случай пытался запомнить дорогу, хотя и понятия не имел, зачем ему это нужно. Допустим, он не заблудится в огромном дворце и доберется до зала с пентаграммой, ну и что с того? На Землю-то он в любом случае не попадет!..