В мутной воде аквариума проплывают мимолетные тени — кружение, расплывчатое существование которого растворяется само по себе… и потом уже не знаешь, видел ли что-нибудь. Но туманность появляется снова и описывает на свету два или три круга с тем, чтобы вскоре скрыться за занавесом водорослей, в самых глубинах протоплазмы. Последнее волнение, быстро стихшее, на секунду приводит в движение всю массу. И снова все спокойно… До тех пор, пока внезапно не всплывет новый контур и не прилипнет к стеклу своим призрачным лицом… Полина, милая Полина… которая, едва появившись, в свою очередь исчезает, уступая место другим привидениям и фантазмам. Пьяница сочиняет загадку. Мужчина с тонкими губами, в застегнутом наглухо пальто, ждет, сидя на стуле посреди голой комнаты. Его неподвижное лицо, руки в перчатках, скрещенные на коленях, не выдают никакого нетерпения. У него есть время. Ничто не может помешать осуществлению его плана. Он готовится принять посетителя — не это беспокойное, пугливое, слабохарактерное создание, а как раз наоборот, того, на кого можно рассчитывать: это ему сегодня вечером будет доверена акция, вторая. В ходе первой его держали на заднем плане, но его работа была сделана без сучка и задоринки; в то время как Гаринати, для которого все так тщательно подготовили, не смог даже выключить свет. И вот, сегодня утром, он упускает своего клиента:
— Сегодня утром в котором часу?
— Я ничего не знаю, — говорит патрон.
— Вы не видели, как он выходил?
— Если бы я видел, как он выходил, то знал бы, в котором часу.
Опираясь о стойку, патрон размышляет, должен ли он рассказать Валласу об этом визите. Нет. Пусть сами меж собой разбираются: его никто ни о чем не просил.
Впрочем, Валлас уже покинул маленькое кафе, чтобы вернуться на сцену…
Валлас снова шагает по направлению к мосту. Перед ним, под заснеженным небом простирается Брабантская улица — и строгие фасады домов. Служащие сейчас все за работой, за своими бухгалтерскими книгами и арифмометрами: цифры выстраиваются колонками, сосновые бревна укладываются штабелями на набережной; руки машинально управляют рычагами подъемных кранов, кран-балки, ручки арифмометров, не теряя ни секунды, без сбоя, без ошибки; торговля лесом в полном разгаре.
Улица тиха и пустынна, как в первые часы. Единственно, несколько автомобилей, стоящих у дверей под черными табличками с позолоченными надписями, свидетельствуют об активности, царящей теперь за кирпичными стенами. Другие изменения — если они и есть — не заметны: ничего нового у деревянных лакированных дверей, возвышающихся в углублении над своими пятью ступеньками, ни в окнах без занавесок — два слева, одно справа, а сверху — четыре этажа совершенно одинаковых прямоугольных отверстий. Не очень светло работать в этих кабинетах, где не зажжен — из экономии — электрический свет — и близорукие лица склоняются очками к толстым канцелярским книгам.
Валлас чувствует, что его охватывает превеликая усталость.
Однако, перейдя через канал, который разделяет надвое Циркулярный бульвар, он останавливается, чтобы пропустить трамвай.
Спереди, на табличке с номером маршрута значится цифра 6, желтым цветом на ярко-красном кружке. Вагон, сверкающий новой краской, в точности напоминает тот, что появился сегодня утром в этом же самом месте. Как и сегодня утром, он застывает перед Валласом.
Чтобы избежать длинной скучной дороги по Брабантской улице и улице Иосифа-Янека, он вскакивает на железную подножку и усаживается внутри: этот трамвай явно приблизит его к цели. После короткого звонка вагон начинает трястись, поскрипывая корпусом. Валлас смотрит, как мимо него проплывают дома, как они выстраиваются в ряд по краю канала.
Однако когда подходит контролер, Валлас понимает, что ошибся: трамвай номер 6 не идет дальше по бульвару, как он сперва подумал; напротив, после первой же остановки он сворачивает и идет через пригороды на юг. И поскольку нет никакого маршрута по этому участку бульвара, куда мало кто заходит и который ведет на другой конец улицы Иосифа-Янека — где должна находится почта, о которой упоминал пьяница, — Валлас несколько озадачен. Ему помогает контролер, указав ему на схему маршрутов городского транспорта: вместо того чтобы отправиться прямо на почту, Валлас зайдет сначала в клинику доктора Жюара — что будет лучше, как ни посмотри. По четвертому маршруту, с которым на следующей остановке пересекается шестой, он доедет в эту сторону.
Он благодарит, платит за проезд и выходит.
Вокруг него все те же декорации: бульвар, канал, неправильные строения…
— Тогда она ему сказала, что раз уж так получилось, то ему лучше убраться!
— И он ушел?
— В том-то и дело, что нет. Ему очень хотелось узнать, правда ли то, что она ему рассказала. Сперва он говорил, что это глупо, что он ей не верит и что надо еще посмотреть: но когда понял, что сейчас вернутся другие, он испугался, что добром это не кончится, и вспомнил, что ему нужно еще побывать во многих местах. Местах! Знаем мы его места. Тогда, ты знаешь, что она ему ответила? «Только не спеши, — она ему ответила, — а то все кончится разбитыми горшками!»
— А-а… и что это значит?
— Это значит, что он еще мог с ним встретиться, понимаешь: разбитые горшки — это колымага и все эти дела!
— Скажи на милость!
Валлас сидит по ходу движения, у окна; справа от него место не занято. Два голоса — женские голоса с простонаречными интонациями — раздаются с сиденья как раз у него за спиной.
— «Удачи» — крикнула она ему, когда он уходил.
— И он его встретил?
— Об этом пока ничего не известно. Во всяком случае, если он его и встретил, то была, должно быть, большая свара!
— Скажи на милость.
— Надеюсь, завтра все узнаем.
Кажется, что ни та, ни другая не особенно заинтересованы развязкой этого дела. Люди, о которых идет речь, им не родственники и не друзья. Чувствуется даже, что существование двух женщин защищено от такого рода драм, но простые люди любят обсуждать славные события из жизни великих преступников и царей. Если только все не проще, и речь идет о бульварном романе, который печатается с продолжением в какой-нибудь ежедневной газете.
Проделав извилистый путь у подножия строгих строений, трамвай прибывает в центральные кварталы, относительное благообразие которых Валласу уже приходилось отмечать. По пути он узнает Берлинскую улицу, которая ведет к префектуре. Он поворачивается к контролеру, который должен подать ему знак, когда надо будет выходить.
Первое, что он видит, это ярко-красная вывеска с надписью под громадной стрелкой:
Для рисования
Для школьных занятий
Для канцелярских работ
ПИСЧЕБУМАЖНЫЙ МАГАЗИН «ВИКТОР ГЮГО»
2/2, ул. Виктора Гюго
(100 метров налево)
Качественные товары
Этот крюк уведет его от клиники; но так как он никуда не опаздывает, Валлас идет в указанном направлении. Повернув — по указанию второго рекламного щита, — он обнаруживает магазинчик, ультрасовременный стиль и рекламные приемы которого свидетельствуют о том, что открылся он недавно. Впрочем, его роскошь и внушительные размеры поражают на этой маленькой улочке, немного уединенной, но расположенной поблизости от больших городских артерий. Фасад — пластик и алюминий — сияет новизной, и если левая витрина представляет собой не что иное, как довольно банальную выставку авторучек, писчей бумаги и школьных тетрадей, правая, наоборот, должна привлекать внимание зевак: на ней представлен «художник», рисующий «с натуры». Одетый в заляпанный красками балахон, манекен, лицо которого утопает в пышной бороде «а-ля богема», трудится за своим мольбертом; отступив немного назад, чтобы окинуть взглядом и свое творение, и модель, он наносит последний штрих на выполненный карандашом пейзаж необычайно тонкой работы — который в реальности является, должно быть, копией с картины мастера. Это холм, на котором среди кипарисов возвышаются руины греческого храма; на переднем плане то тут, то там валяются обломки колонн; вдали, на равнине виднеется целый город со своими триумфальными арками и дворцами — выполненными, несмотря на расстояние и скученность построек, с редким вниманием к каждой детали. Но вместо эллинской равнины перед художником стоит в виде декорации огромная фотография городского перекрестка двадцатого века. Качество изображения и его удачное расположение придают панораме тем более поразительную реальность, что она является отрицанием рисунка, который должен бы его воспроизводить; и вдруг Валлас узнает это место: этот домик, окруженный высокими зданиями, эта садовая решетка, эта изгородь из бересклета, это и есть тот особняк, который стоит на углу улицы Землемеров. Точно.