— Привет, — говорит пьяница.
— Здравствуйте.
— Ты заставил меня ждать, — говорит пьяница.
Валлас оборачивается. И здесь тоже нет уединенного столика, где можно было бы спокойно посидеть.
Ему не хочется подниматься в свою комнату, которая помнится ему унылой и где, должно быть, очень холодно. Он подходит к бару, где за стойкой сидят уже трое.
— Ну что, — кричит у него за спиной пьяница, — не присядешь, что ли?
Трое мужчин сразу поворачиваются к нему и без всякого стеснения его рассматривают. На одном из них грязный комбинезон механика, двое других одеты в толстые шерстяные матроски темно-синего цвета с большими отложными воротниками. Валлас думает, что его буржуазная одежда выдает в нем полицейского. Фабиус начал бы с того, что переоделся матросом.
…Входит Фабиус. Он в синей матроске и идет вразвалочку — якобы отголоски качки.
— Что за улов сегодня, — бросает он всей честной компании. — Можно подумать, что всех селедок уже рассовали по банкам…
Все трое смотрят на него с удивлением и подозрением. Двое других посетителей, которые стояли возле печки, прерывают свой разговор, — хотя тот и жарок, — чтобы тоже на него посмотреть. Патрон проводит тряпкой по стойке.
— Ну что, идешь? — повторяет в наступившей тишине пьяница. — Я тебе загадку загадаю.
Два моряка, механик и те двое возле печки снова погружаются в течение своего времени.
— Сделайте, пожалуйста, для меня грог, — говорит Валлас патрону.
И идет за первый столик, так чтобы ему не было видно пьяницы.
— Все такой же вежливый, — констатирует последний.
— Я вполне могу, — говорит кто-то, — идти по отношению к каналу по косой и все равно двигаться по прямой. Вот так!
Патрон снова наливает трем сидящим у стойки мужчинам. Двое других опять ушли в свой спор; их разделяет значение слова косая. Оба пытаются доказать свою правоту, крича что есть силы.
— Ты дашь мне сказать?
— Да только и говоришь!
— Ты не понимаешь, говорю тебе: я могу идти прямо, двигаясь при этом по косой линии — по косой в отношении канала.
Другой задумывается и невозмутимо замечает:
— Ты свалишься в канал.
— Так ты отказываешься отвечать?
— Послушай, Антуан, ты можешь говорить все что угодно, но я никак не могу взять в толк: если ты идешь по косой, ты не можешь идти прямо! Пусть даже по отношению к каналу или к чему угодно.
Малый в серой куртке и шапочке фармацевта считает, что приведенный им аргумент не может вызвать никаких возражений. Его противник презрительно пожимает плечами.
— Большего дурака я в жизни не встречал.
Он поворачивается к морякам; но те говорят между собой, восклицая на местном наречии и громко смеясь. Антуан подходит к столу, за которым Валлас пьет свой грог; он призывает его в свидетели:
— Вы слышали, мсье? Вот человек, который считается образованным и который не допускает, что одна линия может быть одновременно и косой, и прямой.
— А-а.
— Вы это допускаете, мсье?
— Нет, нет, — поспешно отвечает Валлас.
— Как так нет? Косая линия — это линия…
— Да, да, конечно. Я сказал: я не допускаю, что этого не допускают.
— Ах вот что… хорошо.
Кажется, что Антуан не совсем удовлетворен такой позицией, которую считает слишком замысловатой. Тем не менее он бросает своему товарищу:
— Вот видишь, гербарист!
— Ничего я не вижу, — спокойно отвечает гербарист.
— Этот мсье согласен со мной.
— Он этого не сказал.
Антуан все больше и больше нервничает.
— Да объясните же ему, что значит «косая», — кричит он Валласу.
— «Косая», — повторяет уклончиво Валлас… — Это много что значит.
— Я тоже так считаю, — одобряет гербарист.
— Да в конце концов, — кричит Антуан, теряя всякое терпение, — линия, которая является косой по отношению к другой линии — это ведь значит что-то!
Валлас пытается сформулировать точный ответ:
— Это значит, — говорит он, — что они образуют угол — угол, отличный от нуля и от девяноста градусов.
Гербарист ликует.
— Я это и говорил, — заключает он. — Если есть угол, значит, это не прямая.
— Большего дурака я в жизни не встречал, — говорит Антуан.
— Так вот, я же, я знаю кое-что получше… Ты позволишь…
Пьяница поднялся из-за своего стола и хочет вмешаться в разговор. Так как он не очень хорошо держится на ногах, он сразу же усаживается рядом с Валласом. Говорит он медленно, чтобы не заплетался язык: