Выбрать главу

Трагедия тем не менее в романе присутствует — в буквальном, точнее, в литературном плане. Наряду с «шозистскими описаниями», которые воссоздают «здесь-бытие» вещей-в-себе и которые, накладываясь на детективную интригу, в определенном смысле ее перечеркивают (или стирают), в романе присутствуют такие повествовательные элементы, которые заставляют совершенно по-другому взглянуть на историю убийства профессора Дюпона и которые, кроме того, разрушают ту иллюзию, что в романе главенствует «поэтика взгляда».

Речь идет о мотивах мифа об Эдипе, время от времени возникающих в тексте и обнаруживающих иную структуру «Резинок» — структуру античной трагедии. Начнем с того, что эпиграфом к роману служит стих из трагедии Софокла «Царь Эдип». В русском переводе А. И. Пиотровского этот стих передан следующим образом: «Но время все видело. Раскрыло все. И суд правит». Более приближенный к оригиналу перевод этого места (предложенный петербургским поэтом и филологом-классиком С. Завьяловым) может быть таким: «Тебя, не ведавшего, что творил, изобличило всевидящее время». В нашем переводе романа дан другой вариант, который ближе к французскому тексту: «Время, которое все видит, принесло решение, невзирая на тебя». При этом следует иметь в виду, что служащий эпиграфом французский вариант стиха Софокла немного отклоняется от общепринятого во французской традиции перевода: «Время, которое все видит, невзирая на тебя, раскрыло эту тайну». Нельзя не обратить внимание на то, что эти (наверное, возможны и другие) смысловые смещения обладают определенным значением. В варианте Пиотровского и Завьялова действие всевидящего времени связывается с идеей наказания и, соответственно, преступления: время правит суд, изобличает преступника (Эдипа). В традиционном французском переводе всемогущее время раскрывает «тайну», то есть здесь идея суда и вины несколько затушевана, зато присутствует идея проникновения в тайну, то есть в глубину, в скрытую суть события. Эпиграф Роб-Грийе перечеркивает и мотив «преступления» (вместе с наказанием), и мотив глубины: в отличие от античной трагедии, где время (рок) наказывает человека, не смирившегося с волей богов, время «Резинок» просто приносит решение, которое, можно сказать, лежит на поверхности или, что более вероятно, продиктовано чистой случайностью. Более того, если в античной трагедии всевидящее время выступает полновластным господином слепого человека (один из русских вариантов перевода гласит: «Против твоей воли, Время, всезнающий бог, разгадку дало»), то в романе Роб-Грийе оно лишается всякой власти, полностью выводится за рамки повествования. Действительно, уже на первой странице романа возникает фрагмент, который явно перекликается с эпиграфом: «Вскоре, к несчастью, время уже не будет господином. Окутанные расплывчатыми узорами заблуждений и сомнений, события этого дня, сколь ничтожными они бы ни были, начнут через несколько мгновений свой тяжкий труд, будут постепенно расстраивать идеальную упорядоченность, вводить исподволь то тут, то там перемену направления, перестановку, путаницу, отклонение с тем, чтобы мало-помалу свершить свое творение: однажды, в начале зимы, без всякого плана, наставления, непостижимо и чудовищно». Этот мотив отсутствия времени подчеркивается и той деталью, что на протяжении всего действия часы Валласа стоят; он объясняет и многочисленные анахронизмы повествования, возвращения к исходным точкам, повторы, наличие различных версий одного и того же события. Время «Резинок» — это время, в котором все возможно, в котором все перепутано, в котором не действуют «древние законы». Это время вне времени, вот почему Роб-Грийе говорит в приведенной выше авторской аннотации о «лишних» сутках. Эти сутки избыточны в отношении реального времени. Реализм «Резинок» — как в отношении детективной истории, так и в отношении «шозистских» описаний — является в некотором смысле «магическим», все события развертываются в иллюзорном пространстве текста, за ними ничего не стоит, кроме самого текста и тех «текстов», с которыми он вступает в диалог.