- Да стой ты!
Встрепенувшись, Ия посмотрела на младшего сына Замина.
Видимо, выражение её лица весьма впечатлило подростка, потому что, резво отпрянув, он пробормотал, невольно отводя взгляд:
- Ты это... Ну... Не знаешь, как там мой брат? Что монашки сказали? Он выздоровеет?
- Не знаю, - покачала головой девушка. - Прости.
- Ну ладно, - окончательно стушевавшись, попятился собеседник.
Растерянно оглядевшись, приёмная дочь бывшего начальника уезда поняла, что находится уже возле шалашей и навесов, устроенных родственниками пациентов неподалёку от монастырских стен.
- А тебя-то уже вылечили, - полувопросительно-полуутвердительно проговорил мальчишка. - Почти что и не заикаешься.
- Ага, - коротко кивнула Платина. - Почти.
Сейчас она меньше всего нуждалась в компании, поэтому, не обращая внимание на недавнего попутчика, явно собиравшегося задать ещё немало вопросов, решительно направилась вверх по склону, подальше от людей и их неуёмного любопытства.
Парнишка ещё что-то сказал, но Ия даже не обернулась. Девушку уже не интересовало, что пацан подумает о её столь стремительном исцелении. Сцепив зубы, она продолжала подниматься, огибая густо разросшиеся деревья и кустарники.
Лишь когда звуки, доносившиеся из лагеря у ворот обители "Добродетельного послушания", окончательно затихли, Платина рухнула на траву и громко, в голос заревела, проклиная бывшую подругу, приёмного папашу, тех, кто арестовал его за государственную измену, а также весь этот грёбаный мир и того козла, который её сюда забросил.
Единственная польза от истерики состоит в том, что она не может длиться вечно.
Усталость и голод подточили силы, а пересохшее горло не позволило долго орать.
Слёзы разочарования охладили разгорячённое сознание, и приступ паники начал переходить в тупое безразличие.
Даже погода испортилась. Солнце скрылось за облаками, потянуло прохладным ветерком.
Со стоном усевшись, Ия вытерла рукавом мокрое, зарёванное лицо.
"А ты чего хотела? - с горькой усмешкой спросила она себя. - Забыла, как здесь почитают старших и особенно родителей? Бано Сабуро - всё-таки твой приёмный отец, а ты сбежала".
Невольно вспомнилась история, прочитанная в одной из назидательных книг, которыми пичкала свою ученицу госпожа Эоро Андо. Там рассказывалось, как некий благочестивый сын вырезал кусок из своего тела, чтобы этим мясом накормить голодного отца.
Для жителей Благословенной империи почитание родителей являлось одним из главнейших жизненных приоритетов.
Неудивительно, что воспитанная в подобном духе Амадо Сабуро восприняла побег пришелицы из иного мира от свалившихся на семью несчастий как предательство.
Девушке пришлось признать, что удирая из дома бывшего начальника уезда и надеясь на помощь его сестры, она исходила из логики родного мира и совершенно не подумала о том, как отнесётся к подобному поступку настоятельница?
"Вселенная не крутится вокруг тебя, - вновь напомнила себе Платина. - И никто здесь тебе ничего не должен. Ты сама по себе".
Она прерывисто вздохнула, громко шмыгнув носом. Ещё раз вспомнив тяжёлый разговор с бывшей подругой, Ия с удивлением поняла, что та, кажется, больше удивилась её появлению, чем новости об аресте брата, обвинённого в государственной измене. Более того, казалось, что это известие не произвело на женщину особого впечатления, несмотря на смертельную опасность, нависшую над всей семьёй бывшего начальника уезда.
"Может, она уже знала об этом? - резонно предположила девушка. - Что если ей уже кто-то рассказал, что Бано Сабуро схватили, и она уже успела выплакаться?"
Сама-то Платина шла сюда особо не торопясь. Да ещё этот Замин с его ленивым волом! Она даже не могла вспомнить, сколько фургонов и всадников обогнали их дорогой.
Кто-то из них вполне мог заглянуть в обитель "Добродетельного послушания" и рассказать настоятельнице о постигшем её родственников горе.
Тогда в поведении госпожи Амадо Сабуро нет ничего удивительного.
Криво усмехнувшись, Ия потёрла недовольно заурчавший живот. После того как схлынула истерика, голод вновь настойчиво напомнил о себе. Она-то рассчитывала поесть у подруги, но теперь даже если это случится, то ещё не скоро.
Девушка достала из-за пазухи завёрнутый в тряпочку кусочек серебра и стала спускаться к монастырским воротам, твёрдо рассчитывая добыть там хотя бы немного продуктов.
Не желая привлекать к себе излишнее внимание, она направилась к стоявшему немного на отшибе шалашу, возле которого стояла маленькая тележка и щипал траву тощий, серенький ослик.
Заметив её, пожилая женщина, что-то помешивавшая длинной ложкой в котелке над маленьким костерком, выпрямилась, настороженно глядя на приближавшегося незнакомца.