— Бар яхши!
Я поплутал по каким — то переулкам, с трудом вышел на набережную, и очень быстро (минут через сорок) нашёл дом, указанный Петей.
— Чего так долго?
— Чего за приколы? Фильмов про шпионов насмотрелся, что ли?
— Угу. Всё чисто?
— Да нет, грязищи полно, ты ж знаешь, как только мы стали суверенной Московией, все пленные азиаты отсюда были…
— Ты чего несёшь? Я про слежку спрашиваю, мне до уборки улиц нет никакого дела!
— А! Всё…нормально…
— Звучит не очень уверенно…ладно, будем надеяться…пошли!
Мы долго кружили по каким — то тёмным дворам, занесённым снегом, перелезали через заборы, и в тот момент, когда я уже готов был завалиться спать в ближайший сугроб, мы вышли к пятиэтажному дому, плохо освещённому перекошенным фонарём.
— Добро пожаловать! — Петя гостеприимно повёл правой рукой, складывалось ощущение, что этот элитный жилой комплекс полностью принадлежит ему. Мы вошли в грязный подъезд, Петя открыл дверь квартиры, в нос ударил застоявшийся запах кошачьей мочи, и прокисшего куриного супа.
— Тихо! Все спят уже. У нас строгий распорядок, всё по часам, так что не шуми!
В коридор высыпала кучка чумазых ребятишек.
— Паап! Ты сладенького купил?
Петя замер на месте.
— Вы, почему не спите?
Дети загалдели.
— Сима читал, и не разрешал выключить свет!
— А Фима назвал меня скотиной!
— А она грязной ногой у меня перед носом махала, и не убирала её, хотя я просил!
— Стоп! Молчать! Где мама?
— Спит.
— Вот! Берите пример с неё! Всем спать!
— А сладенькое?
— Тому, кто первый заснёт, приснится огромный, кремовый торт! Бегом в кроватки!
Дети постояли ещё некоторое время, чего — то ожидая, а затем рванули по коридору.
— Так, теперь с тобой. Пошли, дам книгу, отсканируешь, спать будешь здесь — он показал на чулан, заваленный пыльными журналами — жена не должна тебя видеть, поэтому уходи засветло, договорились?
— Да.
— Отлично.
8
Расшифровав задание, я не поверил своим глазам. Встряхнул головой — чтобы отогнать наваждение, строчки плясали перед глазами…Нет, всё верно, зрение меня не подводит. Я сходил по указанному адресу, и забрал тяжелую спортивную сумку. Закрыв лицо просторным худи, и, опустив для верности голову, я нахожу нужный дом. Поднявшись на пятый этаж, стучу в дверь, открыла милая старушка.
— Вы от Иннокентия?
— Да.
— Он скоро приедет?
— Недельки через две, а потом мы с ним улетаем в Африку, на симпозиум.
— Ой, вы же только что с самолёта, а я вас отвлекаю своей болтовней…
— Мгм…да, неплохо было бы отдохнуть…
— Вот ваша комната, обратите внимание на вид, открывающийся из окна…
— Прекрасно! То, что нужно!
— А может быть вам чайку заварить?
— Это было бы замечательно!
Она недоумённо смотрит на мои руки обтянутые тонкими, полиэтиленовыми перчатками.
— Редкая форма экземы, в Малайзии подхватил…
— Как дела у Кеши, я всегда за него волнуюсь, эти его экспедиции…
— Всё хорошо, он приедет сам вам всё расскажет…что — то в горле пересохло…
— Ой, я и забыла! Чай! Сейчас поставлю!
Быстро выхлебав чай, я укладываю сумку под кровать, и принимаюсь за наблюдение. Из моего окна хорошо видно здание напротив, меня интересует вход в спа — салон. Место престижное, и охраняемое — два копа постоянно дежурят у входа. Практически ежеминутно ко входу подъезжают дорогие машины, из дверей которых, цокая каблучками, выходят пафосные самочки в сопровождении охранников, через полчаса я замечаю тенденцию — в этом сезоне модно иметь бодигардов — негров. Интересующая меня особь приезжает в шесть часов вечера, бабёнка с пятиугольным, сужающимся книзу лицом, короткая стрижка, отсутствие макияжа. Выйдя из салона, она засовывает в рот сигарету, и начинает её ожесточённо перекатывать из одного угла рта в другой, помусолив её минуты три, она сплёвывает на асфальт, и заходит внутрь. Единственный охранник (он же водитель) нетерпеливо мнётся поблизости. Она проводит внутри полтора часа. Ритуал повторяется три раза в неделю, по вторникам, четвергам, и субботам. Проходит неделя, я изображаю интенсивную научную деятельность. Я разбросал по комнате Кешины записи, старательно морщу лоб, много курю, гримасничаю, скалю зубы — одним словом, я — в творческом поиске. Из дома я вообще не выхожу, бабка (её зовут Аграфена Никитична) занимает меня маразматическими рассказами о Кешином детстве, поит чаем, и кормит вкусной выпечкой. Я так к ней привык, что расставаться будет тяжело…На восьмой день я получаю звонок с лаконичным сообщением — «сейчас». Сейчас, так сейчас. Я выхожу на кухню, бабка моет посуду, я нежно беру её правой рукой за лоб, а левой за нижнюю челюсть, и резко дёргаю влево, раздаётся мягкий хруст, она валится на пол, и роняет недомытый кофейник, струйка коричневатой воды растекается по жёлтому линолеуму. Я стою на кухне до тех пор, пока ручеёк не упирается в мой левый ботинок, затем иду в свою комнату, вынимаю сумку из — под кровати, и вытаскиваю оттуда ПТРС, хреновина весит двадцать килограмм, ею можно качаться. Я распрямляю сошки (для упора), в оконном стекле я заранее вырезал сектор для стрельбы. Дежурившие у входа полицейские, исчезают как струйка дыма в предрассветной тьме. До приезда цели есть ещё пять минут, я с наслаждением закуриваю. На часах 18–00, машины нет. Проходит пять минут, я начинаю нервничать. 18–15, клиент отсутствует. Она не появляется ни через двадцать минут, ни через полчаса. Я раздражённо хожу кругами по комнате — а что, если она вообще не приедет сегодня? Следующий сеанс через день, я нахожусь в квартире с трупом старухи, а…Она приезжает на такси в 18–45, раздражённая выходит из машины, и громко хлопает дверью, (видимо своя машина сломалась), я хватаю ружьё, ловлю её лицо в перекрестье прицела, и задерживаю дыхание, она приветливо кому — то улыбается, поднимает взгляд вверх и…видит меня, целящегося в неё из противотанкового ружья, я мягко жму на пусковой крючок, отдача такая, что меня отбрасывает назад, ПТРС с грохотом падает на пол, с улицы слышны громкие крики. Я неспешно протираю всё, к чему я мог прикоснуться руками, оставляю ружьё на полу, и (не забыв одеть, худи) выхожу из квартиры налегке. Около входа в спа — салон образуется толпа, любопытные московиты смакуют подробности.