— Какого хрена бабий писк слышан аж на той стороне улицы?!
Сиджи быстро оборачивается и видит Катарсис. Сапоги и плащ испачканы в грязи, края рубахи торчат из-под брюк, а пряди волос выбились из крупной косы. Ее глаза грозно блестят, а рука лежит на эфесе меча.
— А ну отпусти ребенка, старый дуралей! — орет Катарсис, подходя ближе. — Ты чо к ней пристал, Алекс? С дубу рухнул?! Да ты ж пьян, как тот, сука, несчастный… ик…
— Да ты сама, мать мою за ногу, пьяна и еле на ногах держишься! — в ответ орет Алекс, отпустив Сиджи, потянувшись за кружкой. — Ей! Куда ты, как тебя там… а хрен с ним! Поговорить надо!
Сиджи быстро скрывается за спиной Катарсис, которая, пошатываясь, грозно машет пальцем Алексу. Сиджи, вцепившись трясущимися пальцами в руку Катарсис, прячется лицом в грязный плащ. В нос ударяет резкий запах алкоголя, пота и чего-то паленого…
— Ты детей мне тут не обижай! Как говорит моя маменька: «Дети это святое»! Будущее наше и надежда! Чего ты хотел от Сиджи? Ты чо к ней пристал? Она теперь тебя шугаться будет, как некоторые святой воды и распятий!
— Ой, все, — закатывает глаза Алекс, сгребая под мушку бутылку, а из рук трактирщицы выхватывая кувшин с соком. — Милая моя хозяйка, вот все это вот считай на счет этой курицы. У нее денег много, расплатиться.
— Что?! — возмущенно восклицает Катарсис, подходя ближе, утягивая за собой Сиджи, и задирая голову вверх. — Так ты еще и за мой счет бухать захотел? Да чтоб тебе кишки выпустили завтра!
— Лучше пойдем, договорим о твоих наемниках, — говорит Алекс, кивая в сторону стола, за которым все еще сидели его спутники. — А то разоралась она тут о всякой херне. Денег ей жалко на лучшего друга.
Катарсис молчит, посмотрев сначала на Сиджи, а потом на стол, заваленный выпивкой и оружием. Обратив взор в потолок, и, немного постучав пальчиком по подбородку, спрашивает:
— Присоединишься? Они вообще приличные, руки не распускают. А если что, то отрубим, чтобы неповадно было.
Сиджи сглатывает, прижимая руку к груди, и бросает взгляд на спокойно пьющих мужиков, а затем на Алекса. Его желтые глаза блестят, а губы раздвинуты в глупой улыбке.
Но сердце все еще бешено бьется об ребра, а затылок не перестает гудеть.
— Если он и правда что-то расскажет о наемниках, — отвечает Сиджи, стараясь особо не смотреть на Алекса. — Если же нет, то я сразу уйду.
— Расскажет, — неожиданно серьезно отвечает Катарсис. — Алекс садись к парням. Я сяду рядом с Сиджи.
Алекс, пошатываясь, ставит на стол кувшин и бутылку и садится, недовольно бубня под нос про современную молодежь. Его товарищ, — с густой светлой бородой и покрасневшими глазами, — сразу положил свою здоровую руку на его плечо. Катарсис усаживается, перекинув кое-как ноги, на вторую скамейку и, положив локти на стол, берет кружку. Сиджи колеблется, хмуря брови и закусив губу, смотрит на свободное рядом с Катарсис место, а затем, вздохнув, все-таки усаживается рядом.
Наклонившись к Катарсис, Сиджи шепотом спрашивает:
— Почему ты так много выпила?
— Ну, — тянет та, рассматривая пенистую жидкость в кружке, — я давно не видела Алекса. А мы когда встречаемся, всегда напиваемся. Вообще я не планировала сегодня так много пить, а встреча, пожалуй, и правда неожиданная.
— Алекс твой… насильник и вообще не хороший человек. Я не хочу здесь находиться. Пусть уже рассказывает, что знает.
— А мы и не люди, Сиджи, — отвечает Катарсис, грустно ухмыляясь. — Но ты права, пусть рассказывает. Детям в такое время уже пора спать.
Сиджи замечет секундный в глазах блеск. Непонятный и странный. То ли грустный, то ли еще какой… потерявший надежду?
— Расскажи нам о наемниках, — смело говорит Сиджи, отбросив размышление и сжимая кулаки под столом. — Все что знаешь.
Алекс молчит, бросает взгляд то на Катарсис, которая посматривает в замусоленное окно, то на Сиджи. Отпивает из своей кружки и, отрыгнув, говорит:
— Наемники-педремники сраные сидят в лесу и время от времени грабят путников, которым не повезло пойти не той дорогой. Я не знаю, где именно они засели, но вот этот дуралей-хуалей, — Алекс указывает кружкой в лысого мужика с повязкой на глазу, — вот он вот знает. Магнус, завтра проводишь этих милых дам до тех несчастных хуемников. И сваливаешь быстро, тебе видеть, что там будет происходить, не стоит. Да и нам здесь будешь нужен.
— Не выражайся, — говорит Катарсис, помахивая пальцем. — Здесь дети сидят.
— Да какой она ребенок! Смотри, скоро сама рожать начнет. Взрослая девка же! Как будто она никогда не слышала, как мужики матерятся!
— Что?! Да мне только тринадцать! — возмущено кричит Сиджи, выпрыгивая из-за стола. — Я узнала, что хотела! Всем до свидания! Надеюсь, больше не увижу ваши отвратные морды. Ну и друзья же у тебя, Катарсис!
Сиджи быстро поднимается по лестнице, судорожно дыша, и слышит, залетая в комнату:
— Нихуясе тринадцатилетние девки пошли…
Сиджи стоит напротив зеркала, в отвращении нюхая воротник рубахи, и тянется, чтобы снять, но застывает. И, глухо застонав от бессилия, слабо ударяет кулаками по комоду.
— Ненавижу, — шипит сквозь зубы.
Руки трясутся, голова гудит. Комок в горле не дает спокойно глотать, а легкие, словно сжимают в тески.
Сиджи судорожно вдыхает, прислонившись лбом к комоду.
Скрип кровати, сонный полустон.
— Сиджи? — зовет тихий голос.
Сиджи дергается, выпрямляется, нервно заправляет рубаху и медленно оборачивается.
В темноте светятся два желтых глаза с вертикальными зрачками. Так же жутко, как и глаза Алекса. Сиджи передергивает.
— Почему не спишь? — спрашивает Хром, опуская ноги на пол и потирая ладонями лицо. — Все нормально?
Сиджи молчит, бросая взгляд на раскладушку, и вздыхает, сжимая ткань рубахи.
— Катарсис встретила своих друзей. Они там бухают. Раскладушка не разложена и я не знаю, как ее разложить… Я сомневаюсь, что Катарсис будет в состоянии приготовить место для сна.
— Так сильно набухалась? — озадачено спрашивает Хром, подходя к раскладушке.
В лунном свете Сиджи видит полураздетого Хрома. Его торс обнажен, открылись взору бледные шрамы и родинки. При каждом движении мышцы сокращаются, а распущенные волосы покачиваются. Из-под челки видны горящие золотом глаза.
Сиджи опускает взгляд, разглядывая в деревянном полу щели, из которых льется слабый свет от свечей с первого этажа.
— И не сомневаюсь, что напьются еще сильнее.
— Ну, тогда разложим, — говорит Хром, разминая плечи и шею, — не большая проблема. А ты-то чего не спишь?
— Захотела попить.
— О, можешь мне принести?
— Нет, — резко отвечает Сиджи, а затем, увидев удивленное лицо Хрома, поспешно добавляет: — Я не хочу выходить, там сильно пахнет перегаром. И эти пьяные морды…
— Я понял, все понял. Сам схожу, — говорит Хром, махнув рукой. — Тебе и правда, так не нравятся пьяные люди?
Сиджи кивает и ежится от дуновения ветра из окна.
Хром пожимает плечами и наклоняется к раскладушке. Раздается протяжной скрип. Хром быстро раскрадывает и ставит раскладушку параллельно комоду, плотно пододвинув к нему. Бросает плед на полосатый матрас и, вполне довольный собой, говорит:
— Надеюсь, она вообще заметит ее. Ладно, пойду, что ли попью.
— Ну, пойди, ну попей, — бурчит Сиджи, падая на кровать лицом в подушку.
Дверь скрипит, раздаются удаляющиеся шаги.
Сиджи лежала на кровати, разглядывая виднеющиеся звезды и луну в окне, когда в комнату наконец-то вернулся Хром. Он тяжело сел в углу кровати и стал внимательно разглядывать ее лицо.
Дует ветер, развивая шторку и волосы Хрома. И донося шелест, стук копыт и быстрый цокот каблуков.
Сиджи поворачивает голову. Видит сверкающие глаза и чуть нахмуренные брови.