И стучит пальцем по щеке.
— Это была чисто твоя инициатива, — хохочет Катарсис, уперев руку в бок. — Сам решил не докладывать Мико, как только узнал в Рауле Хрома.
— Как я мог пойти докладывать начальству, не разузнав сначала ваши цели?
— Видишь? О награде и речи не может быть! Ты хотел сначала разузнать наши цели, чтобы выдать нас с потрохами! Нас спасло только то, что мы были в Баленвии, и ты никак не мог узнать о наших планах, — говорит Катарсис, притворно ужаснувшись и положив ладонь на сердце. — О, Создатель, благодарю, что уберег нас от этого негодяя!
Невра смеется, а затем более серьезно спрашивает:
— Почему ты помогала им?
Катарсис молчит, пристально смотрит секунды три на Невру. Непроницаемые глаза в лучах солнца сверкают льдом, от которого передергивает. И, как будто все время этого мира принадлежит ей, отвечает:
— Пытаюсь помнить, кем должна быть.
Громкий смех, стук каблуков по лестнице, шорох одежды. Из открытой двери доносятся запахи пряностей, скошенной травы и сладкой сирени.
— Не понимаю, — говорит Невра, нахмурившись и сложа руки на груди.
— Хорошо, что не понимаешь. И, надеюсь, никогда не поймешь.
Катарсис стоит непринужденно и, заинтересовано приподняв бровь, смотрит на группку девушек, которые размеренно идут по мраморному полу, стуча каблуками и шурша легкими одеждами. Вздыхает, прикрыв глаза. И произносит:
— Спасибо, что не доложил Мико.
— Послушай, Катарсис. — Невра легонько дотрагивается до плеча в белоснежной рубахе. — Не за что. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.
— Спасибо.
Ветер доносит веселый смех и сладкий запах сирени.
Сиджи сидит в беседке, читая бумаги в свете солнца, и хмурится каждый раз, когда мимо пробегают дети. Пытается вчитаться в рукописный текст и бурчит, не понимая малознакомый ей язык.
Кучевые облака плывут быстро, скрывая диск солнца и напуская тень. Сиджи вздыхает. Нос режет запах сирени.
— Пойду, наверное, собираться, — бурчит Сиджи и встает со скамейки, кладя в сумку бумаги. — Лучше уж собираться, чем все это.
Мимо пробегают дети, смеясь и визжа. Из-под подошв ботинок отскакивают камешки.
Сиджи идет по мощеной тропинке, поглядывая на листву деревьев и кустарников. И вздыхает тяжело, протяжно. Поднимает глаза в небо, останавливается и проклинает все вслух, стараясь заглушить ноющую боль в груди.
Жмурится. То ли от солнечного луча, ударяющего в глаза, то ли еще от чего.
— Сиджи! — кричит знакомый голос за спиной. — Как дела?
Сиджи закатывает глаза, оборачивается и отвечает, скривив губы:
— Решила подышать воздухом, а он пропах сиренью. Дышать невозможно. Да еще и дети мешают читать.
— Ты читаешь те тексты, которые дала Катарсис? — спрашивает Хром, заинтересовано поднимая брови вверх и пряча руки в карманы. — Те, которые еще на латинском?
— Преимущественно на английском. Но многие страницы на латинском и испанском. Есть вообще отрывки, написанные глифами! — возмущенно восклицает Сиджи, разводя руки и выпучив удивленно глаза. — Какие-то заметки на французском. Может, она и знает дохера языков, но я-то хорошо начала понимать английский только из-за того, что у меня нет другого выбора! Тут все говорят на английском! Вот, Хром, ты вот знаешь этот сраный французский, ну, и испанский?
— Да, конечно, — отвечает Хром, быстро кивая и почесывая затылок. — Я знаю много языков…
— Ну-ну, поглядим потом, как ты их знаешь, — язвительно говорит Сиджи, закатывая глаза. — Тут все такие лингвисты, что прям тошнит. Кстати, ты уже собрал вещи? Мы же завтра с рассветом уезжаем.
— Еще нет. Я начну собирать сумку после встречи с Каренн.
Сиджи закатывает глаза, сжимает кулаки и отворачивается, смотрит на пробегающих мимо детей. Глядит на отлетающие из-под подошв камушки, и палки, которыми они махают из стороны в сторону. И улыбки, сверкающие радостью и весельем.
Камень в груди ноет, не дает спокойно дышать.
— Ну, тогда приятно провести время с Каренн. Удивлена, что она вообще разговаривает с тобой после твоей лжи.
— Я как раз и хочу поговорить с ней об этом, — говорит Хром, вздыхая. — Ладно, до встречи! Удачно сложить вещи!
Хром разворачивается и уходит, шлепая новенькими сандалиями. Хвост радостно покачивается из стороны в сторону, черные волосы развиваются. До ушей Сиджи едва доносится насвистываемая им мелодия.
Комок в горле никак не получается сглотнуть.
— Тьфу, фиолетово! У меня слишком много дел, чтобы вообще о них думать.
Сиджи идет по мостовой, разглядывая цветки на кустарниках. И старается не дышать. Сладкая сирень режет нос.
— Знаешь, Хром, вас спас вовремя сданный Катарсис отчет, — говорит Каренн, разглядывая черное обтягивающее платье с золотой вышивкой и длинными рукавами из кружева. — До сих пор удивляюсь, как она додумалась вашу очевидную глупость сделать важным исследованием побочных эффектов от зелья. Зелья, которое может пригодиться на вашем задании. И, возможно, в будущих заданиях Гвардии.
— Знаю. Возможно, если бы не она, то я уже был бы … точно не здесь.
Хром рассматривает изящную линию ног под полупрозрачным подолом черного платья и мечтательно вздыхает.
— Ну, что? Мне идет?
Каренн отворачивается от зеркала и, гордо приподняв подбородок, ставит руки в бока.
— Тебе оно очень идет, как и вся одежда в мире. Ты всегда очень красивая.
— Спасибо, ты такой милый!
Каренн отворачивается, убирает локон за ухо и подходит к витрине с украшениями.
— Завоз совсем недавний, — довольно мурчит Пуррири, запрыгивая на розовый пуфик, и открывает крышку витрины. — Пря-у-м-ливезли из Маэкхаронского халифата. Обработка камней в их секр-ретной мастер-рской и зачарованная мяу-чшим магом-кузнецом.
Хром подходит и удивленно поднимает брови.
— Ничего себе! Стоят, наверно, такие колечки ого-го…
В белом свете ламп сверкают брильянты, рубины, изумруды, сапфиры и аметисты. Драгоценные камни вставлены в кольца, серьги и ожерелья, сочетающие в себе разные оттенки золота и серебра. Одни выглядели увесистыми украшениями для царских особ в праздничные дни, а другие изящными и простыми для повседневности.
Каренн аккуратно берет тоненькое золотое колечко с расположенными в ряд рубинами и вздыхает.
— Какая прелесть…
— Дорогая моя, твой вку-м-р-рс как всегда прум-красен, — мурчит Пуррири, лениво поглаживая меховой воротник. — Это кольцо замурчательный выбор. Его зачароумвяли от дурного сглаза, мелкое колдовство завистниц будет обходить тебя стороной.
Зеленые глаза довольно блестят.
Хром отходит, засунув руки в карманы, и садится на бежевый пуфик. Разглядывает изящную линию ног под полупрозрачным подолом длинного платья. Вслушивается в радостный голосок Каренн и частый стук высоких каблуков. И вздыхает. Мечтательно, довольно.
Над дверью звенит колокольчик, ветер доносит сладкий запах сирени.
Из-за шторы пробираются первые лучи солнца, ударяют в большой кристалл, развивающий оранжевый свет на полки и стену. Из открытого окна дует прохладный ветерок, донося шелест листвы и пение птиц. И усталые крики тренирующегося гвардейца.
Во мраке комнаты на кровати, давно застеленной, сидит Сиджи. Она вертеть в руках маленькую колбочку, закрытую деревянной пробкой, и рассматривает жидкость, переливающую из розового в голубой.
Рассветный луч ударяет в глаза.
— И все-таки я возьму тебя, — шепчет Сиджи, кладя колбочку в дальний кармашек дорожной сумки. — Мало ли что…
Сиджи встает, протяжно зевая, закидывает на плечо сумку и подхватывает новенький дорожный плащ. И выходит. Раздаются два щелчка и спешный топот в коридоре.
В оранжевом свете танцуют пылинки, а слабый поток ветра развивает тяжелые шторы.